— Ты чего-то хотел, Безымянный?
Один смотрит сквозь разноцветье синоптической карты на стоящего перед ним ребенка. Безымянная вещь породила Безымянного Аса, и в мире индексов и меток Иггдрасиля он выглядит чужеродным. Дети Асгарда давно выросли и оставили свои детские покои, и законсервированные чертоги стоят с тех пор в темноте и тишине. Пыль покрывает игрушки — в долгую зиму вечного зарева сумерек нет места детям. Но этот ребенок все еще ходит коридорами, скользит тенью где-то на задворках внимания, и Одину от этого страшно. Администратор не помнит, когда в последний раз говорил с ним. Он не может за ним следить: Иггдрасиль не видит того, у кого нет меток Асов, и Древо считает мальчишку всего лишь еще одним роботом, еще одной тенью и шорохом Асгарда.
— Как попасть к Хель? — спрашивает Безымянный.
— Можешь направить запрос Модгуд. Она единственная, кто имеет доступ до нее…
— Нет! — Безымянный почти кричит. Что он знает, несмышленыш? — Есть возможность обойти Модгуд — ты же знаешь это.
— Каждый из Асов ходит своими путями.
Огненные кольца разворачиваются, танцуют в темпе фламенко, огненного танца давно забытой родины. Ветра подхлестывают смерчи из горящих газов, и звуком кастаньет им вторит сейсмограф, когда земля начинает дрожать. Спирали циклона ведут неспешный круговорот вокруг глаза — который скоро взглянет на Асгард, посмотрит из глубин полыхающей преисподней. Иггдрасиль подсчитывает константы, пределы функций многих переменных, рисует графики, далекие в своей красоте от танца стихии.
— Локи ходит к Хель! Он единственный во всем Асгарде знает путь до нее, и он же единственный не Ас!
— Он один из нас. Ты забываешься, Безымянный. Ты просишь открыть тебе путь в преисподнюю только ради пустой забавы.
Безымянный молчит. Не верит своим ушам. Отказывается понимать, как Один может позволять такое в самом центре мира, в Асгарде, стоящем на законах и бесконечной власти Асов.
— Зачем тебе знать путь к секторам Хельхейма? — спрашивает Один.
— Я хочу узнать его имя, — отвечает Безымянный, склоняя голову. Андроид за его спиной повторяет этот жест, словно он всего лишь тень Аса.
— Назови как хочешь. Нет никакого смысла опускаться до поисков…
Один смотрит, как они уходят. Ему неведомы причины упрямства Аса, он не понимает его желания узнать имя телохранителя. Безымянное даже сомневается, было ли оно у него — и все же ищет.
Один и сам хотел бы разгадать загадки Локи, найти тайный путь к Хель, спросить у неё… Но что? И стоит ли ради этого… Потом.
Огненный шторм разворачивается ураганом. На Одина смотрит глаз — из высоты верхних слоев атмосферы, оправленный бушующим кольцом пламени, рокочущий ионосферными грозами. Иггдрасиль смотрит на него из-за плеча Одина — и присваивает имя.
Сурт! Ураган-змей вьет себе гнездо на дневной половине планеты.
11001
В Фолькванге — страх и шепот по углам; сквозняки треплют красные с желтым полотнища знамен и флагов Асов, зеленые с серебром — Ванов, фейри прячутся подальше от звуков шагов и забиваются в норы. Светлые альвы, смотрители садов Фрейи, провожают безразличным взглядом гостью, лишь на миг отвлекаясь от подрезки кустов и прополки цветников. В Сессрумнире на Фригг пялятся из раболепных доземных поклонов эйнхерии.
Она идет жаркими коридорами, подметая платьем полы. Губы — в жесткой улыбке, в глазах — твердость и решимость, ногти впиваются в нежнейшую кожу рук. Фригг неприятен предстоящий разговор; но лучше капризная Фрейя, чем горделивый Локи.
Ей страшно. Не за себя, за Бальдра, умирающий долгой зимой цветок, замурованный в стерильной темнице Брейдаблика. Фригг хочет показать ему весь мир, красоту штормов дневной стороны и ядовитые льды горных вершин ночной, вечный рассвет из дома Ньерда и сияющий Ванахейм, парящий в недосягаемой высоте Гиннунгагап. И она же хочет оградить от всех бед, что подстерегают его.
Перед дверями Фрейи Фригг медлит. Гордость не так-то легко смирить, не так-то просто скрыть ненависть и презрение во взгляде и молить врага о помощи. Пускай война с Ванахеймом давно закончилась, пускай между ними царит хрупкое перемирие — для Фригг они все еще враги, вторгшиеся в ее мир, захватившие Асгард и диктующие всем свои правила. Она ненавидит Ньерда, их отца, ненавидит и близнецов.
Скрипят двери. У фейри трясутся руки, крупная дрожь страха бьет тело, но она открывает двери прекраснейшей из Асов, той, что выше равных. Близнецы разом поворачивают головы — как будто и не знали, что Фригг стоит за дверью. Они улыбаются, в их глазах — живой свет Ванахейма, тепло весны и возрождения. Но Фригг знает, почему фейри такие испуганные: все это лишь уловка. Фолькванг стонет от тирании Фрейи и беспечности Фрейра.