— Здравствуйте, — говорит им Ас.
Они щурят глаза, смотрят на него и смеются — смиренными улыбками счастливых созданий. Пожалуй, они единственные, кто счастлив в этом унылом мире. Молодая послушница кивает Асу: пошли со мной! И он идет следом.
— Вы выглядите такими счастливыми, — говорит он ей в спину, затянутую в белое и синее.
— А отчего же нам не радоваться? Мир вокруг, созданный Имиром, прекрасен, а мы — вершина его творения, — звучит тихий ответ, полный смеха и затаенной радости.
— Но все вокруг такое унылое…
— Это только для вас, заключенных в вечное колесо перерождения. Мы же после смерти сольемся с Имиром! — теперь в ее голосе звучит чистый восторг.
— Станете домом? — спрашивает удивленный Ас. Пепелина смеется.
— Нет же, мы сольемся душой с бесконечным духом Имира… Станем одним целым с ним и будем охранять этот мир. Мы не войдем в схемы Хель, вашей еретической хранительницы душ, и не возродимся. Наши души свободны…
Молчит Ас. Души? Куски программы, которые можно переписать с носителя на носитель, которые можно покромсать и доделать, — души? И как они сольются с Имиром, если их не записать? Или они имеют собственную систему, как у Иггдрасиля и Хель? Ходят же слухи о подпольных воскрешениях, о неудачных экспериментах — когда неполноценная матрица личности, душа, возвращалась в неполноценное тело. Безымянный удивлен, но молчит. Уж лучше умная тишина, чем громкая глупость.
Пепелина ведет их долгим коридором вниз, в темноту, туда, где не проникает слабый свет усталого солнца, и Ас едва поспевает за ней. Он сбивается со счета поворотам, лестницам вверх и вниз, дверям, ведущим в другие долгие коридоры. Сине-белая спина пепелины мелькает перед ним, ее блаженная улыбка плывет вслед за ней, обдавая приторным ароматом легкого счастливого безумия.
Конец пути упирается в улыбку Модгуд. Главный оператор Гьелля, выделенной магистрали, связующей все храмы Хель и Хельхейм. Она сидит недвижимо, окутанная проводами, подключенная ко всем системам, спящая и смотрящая сны обо всем сущем, проносящемся мимо нее. Но стоит Безымянному войти — и взгляд с той стороны заставляет его остановиться. Пепелина, сплюнув через плечо, уходит, скрывается в долгих коридорах храма.
— Я тебя знаю, Безымянная Вещь.
— Я уже давно не вещь, — отвечает Ас, дрожа от холода и страха. И хотя Модгуд не из Асгарда, взгляд ее пуст и призрачен, устремлен в дали, полные призраков мертвых.
— Наверное. Зачем ты пришел ко мне? — слова ее падают равномерно, тяжело, словно капли из закрытого крана, словно маятник часов, отсекающий время на равные доли.
— Ты не знаешь?
— Я не Ас.
— Я хочу узнать, похожа ли его программа на чью-то матрицу личности.
Модгуд смеется.
— Давай снимем копию.
Провода опутывают телохранителя, меркнет знаменитый взгляд, и его системы погружаются в глубокий сон копирования системной информации. Модгуд тоже спит, пропуская мертвых в царство Хель. Толстая магистраль Гьелля вьется от ее трона, на котором она восседает, в глубину под полом.
— Зачем было создавать Гьелль? — спрашивает Ас. — Не проще ли подключить напрямую к Иггдрасилю?
Модгуд смеется — как будто это единственное, что она может делать.
— Гьеллем передаются только матрицы. Никакой сопутствующей информации. И от Хель я получаю только матрицы…
— Воскрешает не Хель, а ты?
— Да, я истинное лицо воскрешения, — глаза Модгуд смыкаются. — Я передаю души на вечное хранение и их же призываю с того света… Если, конечно, она позволит… Хель полностью оторвана от Иггдрасиля, разве что только энергоснабжение общее. Но никакого контакта информации…
— Но почему?
— Она опасна. Амбициозна. Она не хочет жить взаперти, она хочет на равных вершить судьбы людей. Хель — это ребенок, которого уже долго не выпускают из детской комнаты. И не выпустят…
— Но почему?
— Все дело в мести Асам.
— Она их не любит?
— Ненавидит. Ты знаешь, что отличает Асов от обычных людей?
— Власть?
— Не совсем.
— Связь с Иггдрасилем?
— Лишь отчасти. То, что после прихода Хель вы больше не перерождаетесь. Это было давно, так давно, что и Один едва ли помнит те времена…