— Чего именно желает молодой Ас?
— Покажи мне все болванки, что лежат здесь у тебя.
Дуана мысленно стонет от бессилия. Очередной, хоть и высокопоставленный, но незнающий сам чего хочет, покупатель. И попробуй не угодить — на следующий день от работы с Дуаной откажутся все остальные заказчики.
— Возможно, молодому Асу будет интересно посмотреть на наши новые модели? Проходите, сюда… Все характеристики написаны на капсулах, но если что-то непонятно, спрашивайте...
Мальчишка шагает между ровными рядами капсул, покрытых изморозью, время от времени останавливаясь перед очередной холодной колонной прочитать табличку. Потом он стает на цыпочки, пытаясь разглядеть сквозь слой льда лицо болванки.
— Они так похожи друг на друга, — разочарованно говорит мальчишка, вглядываясь в окошко десятой или двенадцатой капсулы.
— Если молодой Ас желает, мы можем сделать новое лицо…
— Не надо, — не оглядываясь на семенящего за ним цверга, бросает Ас. — Суть останется той же, а мне надо совсем не это.
Дуана разочарованно пожимает плечами.
— Если молодой Ас скажет, что он ищет, я смогу ему помочь в поисках…
Но Ас не обращает на его слова ровным счетом никакого внимания. Цверг клянет все и вся за это утро, принесшее столько хлопот и бестолкового покупателя. Мальчишка, словно чувствуя недобрые мысли Дуаны, оглядывается через плечо, и цверг, до дрожи испуганный пустым взглядом, гонит прочь все воспоминания. И Ас идет дальше. И снова повторяется ритуал, и снова Дуану пробирает до костей молчаливая досада гостя.
— Не то, — говорит тот каждый раз, вглядываясь в лицо болванки.
С каждым этим вердиктом Дуана погружается в страх все больше и больше, и безумие едва не охватывает его. Лишь остатки разума не дают ему убежать с криком подальше от этого непонятного Аса. Наконец мальчишка задерживается у одной из капсул. Сначала он долго читает надпись, потом, поднявшись на цыпочки, пытается заглянуть в окошко.
— Кто это?
Цверг, уже было заскучавший, подходит. И страх сковывает Дуану, собираясь в груди, давя и перекрывая доступ жаркому воздуху Свартальвхейма.
— Извините, молодой Ас, — говорит цверг, склоняясь в глубоком поклоне. — Это бракованный образец, нам его вернул покупатель…
— У него другое лицо, — не слушая цверга, произносит мальчишка. — И он сам другой.
— …и это вообще старая модель, и, молодой Ас, ее можно разве что на свалку…
— Я хочу его.
Последня фраза превращают маленького цверга в изваяние. Слова о том, что этот товар — хлам, застревают в горле Дуаны подобно рыбьей кости. Страшный выбор стоит перед ним: прекратить этот кошмар сейчас, сделав все, как надо, или же продлить мучения, признавшись в том, что товар — хлам. Оба варианта кажутся слишком неверными, но искать выход Дуана уже не может — ужас сковал его мысли.
— Вечером за ним заедут из Асгада, — говорит дальше мальчишка, не обращая внимания на ужас, читающийся в глазах цверга. — Отгрузишь им его. Договор подпишет Один.
Имя Высокого отрезвляет Дуану. Последние капли храбрости вырываются из него с криком отчаяния:
— Но этот товар — хлам! Ему место на свалке…
Улыбка Аса заставляет его умолкнуть. Мальчишка знал. Великий Иггдрасиль, чьи корни и ветви держат на себе все заселенные миры, нашептал ему. В глазах Аса Дуана читает однозначное: «Не пререкайся».
Когда Ас уходит, Дуана, в ужасе от произошедшей сделки, наконец обретает голос:
— Какую систему ставить, молодой Ас?
— Никакую, — доносится от мальчишки. — Отгрузишь вместе с капсулой.
Дуана смахивает холодный пот с лица, смотря на удаляющуюся спину мальчишки. Когда темный силуэт выходит со склада, на его плечо опускается птица, и цверг, несмотря на расстояние, готов дать руку на отсечение, что это или Хугин, или Мунин — вороны самого Одина. А потом его чуткий слух улавливает хриплый голос птицы: «Только один?», и в ответ: «Только этот».
И Дуана покоряется своей судьбе. Чему быть, того не миновать, и иногда удача приходит там, где, кажется, ей вовек не бывать.
-1001-
Огонь весело подбрасывает искорки в огромном камине, и Локи тянет к нему руки — словно он озяб под высокими потолками Вальхаллы, словно сквозняки выпили из него последнее тепло. В отблеске очага кажется, что волосы йотуна объял огонь, а глубоко в зрачках поселилось недоброе свечение. Он не сбросил сапоги у входа, не оставил накидку в прихожей — так, как и был, сидел у огня, словно питаясь его теплом.