– Ты не потеряешь его, Кэти, – нежно успокаивал ее Торн. – Жизнь не может быть настолько жестокой.
Он давно уже не называл ее Кэти, и это слово как бы напомнило о расстоянии, увеличивающемся между ними в последние месяцы. Они сели на траву под огромным дубом, и голос Катерины упал до шепота.
– Я так боюсь, – сказала она.
– Бояться совершенно нечего.
Огромный майский жук полз мимо нее, и она смотрела, как он пробирается между травинок.
– Чего ты боишься, Катерина?
– А чего мне не бояться?
Он смотрел на нее, ожидая продолжения.
– Я боюсь хорошего, потому что оно уйдет… Я боюсь плохого, потому что я очень слабая… Я боюсь твоих успехов и неудач. И я боюсь, что не имею никакого отношения к ним. Я боюсь, что ты станешь Президентом Соединенных Штатов, Джереми.. и тебе придется терпеть жену, которая тебя недостойна.
– Ты все делаешь прекрасно, – попытался успокоить ее Торн.
– Но мне это не нравится!
Признание было таким простым и как-то успокоило их, кое-что прояснив.
– Тебя это шокирует? – спросила Катерина.
– Немного, – ответил Джереми.
– Ты знаешь, чего я хочу больше всего.
Он покачал головой.
– Я хочу, чтобы мы вернулись домой.
Он лег на траву, уставившись на зеленые листья дуба.
– Больше всего, Джереми. Уехать туда, где мы будем в безопасности. Туда, где мы родились.
Последовала долгая пауза. Она легла рядом, и Торн обнял ее.
– Здесь тоже безопасно. В твоих объятиях.
– Да.
Катерина закрыла глаза, и на ее лице появилась мечтательная улыбка.
– Это Нью-Джерси, правда? – прошептала она. – А там, на том холме, не наша ли маленькая ферма? Та самая, на которой мы работаем?
– Это очень большой холм, Кэти.
– Я знаю. Знаю. Нам никогда через него не перейти.
Поднялся легкий ветерок и зашевелил листву под ними. Торн и Катерина молча наблюдали, как солнечные зайчики бегают по их лицам.
– Может, Дэмьен сумеет, – прошептал Джереми. – Может быть, он станет процветающим фермером.
– Вряд ли. Он весь в тебя.
Торн не ответил.
– Это правда, – продолжала Катерина. – Как будто я вообще не имею с ним ничего общего.
Торн приподнялся и посмотрел на ее погрустневшее лицо.
– Почему ты так говоришь?
Она пожала плечами, не зная, как это объяснить.
– Он очень самостоятельный. Похоже, ему вообще никто не нужен.
– Так только кажется.
– Он не привязан ко мне, как обычно ребенок привязывается к матери. А ты любил свою мать?
– Да.
– А свою жену?
Их глаза встретились, и он погладил ее по лицу. Катерина поцеловала его руку.
– Я не хочу уходить отсюда, – прошептала она. – Я хочу лежать так всю жизнь.
– Знаешь, Кэти, – произнес Торн после долгого молчания, – когда я увидел тебя в первый раз, я подумал, что ты самая красивая женщина на свете.
Она благодарно улыбнулась.
– Я до сих пор так думаю, Кэти, – прошептал он. – До сих пор.
– Я люблю тебя, – сказала Катерина.
– Я очень люблю тебя, – ответил Джереми.
Она сжала губы, в глазах заблестели слезы.
– Я даже хочу, чтобы мы с тобой больше ни о чем не говорили. Я хочу запомнить сказанное только что.
…Когда она снова открыла глаза, было уже темно.
Они вернулись в Пирфорд поздно. В доме все спали. Супруги разожгли огонь в камине, налили вина и сели рядом на мягкую, обитую кожей кушетку.
– А чем мы будем заниматься в Белом Доме? – спросила Катерина.
– Он очень далеко.
– А любовью там можно заниматься?
– Почему бы и нет?
– А не будет ли это противно в спальне Линкольна?
– Противно?
– Что мы такие низменные.
– В спальне Линкольна?
– Прямо на его кровати!
– Ну, он, наверное, подвинется.
– О, он может к нам присоединиться.
Торн засмеялся к прижал ее к себе.
– Придется еще как-то привыкать к туристам, – добавила Катерина. – Они проходят через спальню Линкольна три раза в день.
– А мы запрем дверь.
– Нет, так не пойдет. Вот что: будем брать с них дополнительную плату!
Он опять засмеялся, довольный ее хорошим настроением.
– Взгляните сюда, – продолжала дурачиться Катерина. – Посмотрите, как Президент трахает свою жену.
– Кэти!
– Кэти и Джерри вместе. Старик Линкольн переворачивается в гробу.