Бруно, которого репутация дона приводила в благоговейный трепет, радостно улыбнулся, довольный тем уважением, которое дон выказывал его брату. Но Тиммона понял и тайный смысл слов дона. Он знал, что его предупредили.
И почтительно кивнул в ответ.
— Никому из нас не сравниться с тобой в здравомыслии, — ответил он. — И я с уважением отнесусь к любому твоему решению. Рассчитывай на меня как на друга.
— Очень хорошо, очень хорошо. — Дон чуть улыбнулся. — И вот о чем я хочу тебя предупредить. Этот агент ФБР, Силк, дьявольски хитер.
Ни в чем и никогда не доверяй ему. Он опьянел от успехов, и следующей его мишенью станешь ты.
Они выпили, после чего братья Портелла откланялись и отбыли.
— Великий человек! — уже в машине воскликнул Бруно.
— Да, — протянул Портелла. — Был великим.
Дон остался доволен встречей. Он заметил тревогу, мелькнувшую в глазах Портеллы, и окончательно убедился, что этого человека он уже может не опасаться.
Дон Априле попросил Курта Силка, главу Нью-Йоркского отделения ФБР, о личной встрече. За долгие годы их противостояния дон, к своему удивлению, начал восхищаться Силком. Тому удалось отправить в тюрьму большинство главарей мафии Восточного побережья.
Дон Раймонде избежал общей участи, потому что знал тайного информатора Силка, того самого, кто и обеспечил его успех. А восхищался дон Силком потому, что последний всегда играл честно, не пытался подтасовывать факты или бросить тень на детей дона. Поэтому дон и счел необходимым предупредить Силка о грозящей опасности.
Встреча произошла в загородном доме дона в Монтауке. Силк должен был приехать один, что запрещалось правилами Бюро. Но директор ФБР лично разрешил Силку принять участие в этой встрече, хотя и настоял на том, чтобы Силк воспользовался специальным записывающим устройством. Его вживили в тело Силка, пониже грудной клетки, и обнаружить его не представлялось возможным. Широкая общественность ничего не знала о существовании таких приборов, и их изготовление велось под строгим контролем. Силк прекрасно понимал цель записи — зафиксировать все то, что он скажет дону Априле.
Они встретились в золотой октябрьский полдень на просторной веранде. Силку не удалось установить в доме подслушивающие устройства, а судья не разрешил вести круглосуточное наблюдение за домом. В тот день люди дона его не обыскали, что в немалой степени удивило Силка.
Очевидно, дон Раймонде Априле не собирался предлагать ему что-то противозаконное.
Как всегда, Силка удивляло и даже чуть тревожило впечатление, которое производил на него дон. Даже зная о том, что этот человек приказал убить добрую сотню людей и бессчетное число раз нарушал законы, Силку никак не удавалось возненавидеть его. Но при этом он верил, что такие люди есть зло, и винил их в том, что они разрывали и без того непрочную ткань общественного порядка.
Дон Априле был одет в темный костюм, темный галстук и белую рубашку. В лице его не было ничего жестокого, наоборот, на нем читались доброжелательность и сострадание. И Силку оставалось только гадать, как в одном человеке могли сочетаться такое лицо и абсолютная безжалостность.
Дон тактично не протянул Силку руки, чтобы не ставить агента ФБР в неудобное положение.
Знаком предложил гостю сесть и приветственно кивнул.
— Я хочу, чтобы вы взяли меня и мою семью под вашу защиту… точнее, защиту общества.
Силк изумленно воззрился на него. Куда клонит старик?
— Последние двадцать лет я был для вас врагом. Вы преследовали меня, но я всегда испытывал к вам чувство благодарности, потому что играли вы честно. Не пытались подсунуть компрометирующие улики, никого не склоняли к даче ложных показаний. Вы отправили в тюрьму большинство моих друзей и прилагали все силы, чтобы я последовал за ними.
Силк улыбнулся.
— До сих пор прилагаю.
Дон согласно кивнул.
— Я избавился от всех сомнительных предприятий, оставив себе лишь несколько банков, а это, безусловно, респектабельный бизнес. Я отдаю себя под защиту общества. И вы в немалой степени облегчите себе жизнь, если больше не будете преследовать меня. Потому что теперь в этом нет никакой необходимости.
Силк пожал плечами:
— Это решает Бюро. Я столько лет пытался добраться до вас, так чего останавливаться? Вдруг мне повезет.
Дон помрачнел, его лицо прорезали морщины усталости.
— В обмен я могу вам кое-что предложить. На мое решение повлияли те огромные успехи, которых вы достигли в последние годы. Но дело в том, что я знаю вашего главного осведомителя. Знаю, кто он. И никому об этом не говорил.
Силк на несколько секунд замялся с ответом, а потом заговорил бесцветным голосом:
— У меня такого осведомителя нет. И потом, решает Бюро — не я. Так что вы напрасно потратили мое время.
— Нет, нет, я не ищу никакой выгоды, речь идет лишь об услуге. Позвольте мне, учитывая мой возраст, поделиться с вами личным опытом.
Не пользуйтесь силой только потому, что она на вашей стороне. И пусть ощущение победы не кружит вам голову, если сердце подсказывает вам, что в этой победе есть капелька трагедии. Позвольте сказать, что теперь я воспринимаю вас как друга, а не врага, и прошу подумать о том, что вы приобретете или потеряете, отказавшись от моего предложения.
— Если вы действительно отошли от дел, какая мне польза от вашей дружбы? — улыбнулся Силк.
— Мое доброе отношение, — ответил дон. — А это немаловажно, даже если речь идет о ничтожнейшем из людей.
Позднее, когда Силк прокрутил пленку своему заместителю Биллу Бокстону, тот спросил:
— И что сие должно означать?
— Тебе еще есть чему учиться. Слышать надо не только слова, но и то, что стоит за ними. Дон поставил меня в известность, что он далеко не так беззащитен, как может показаться, и будет приглядывать за мной.
— Ерунда, — отмахнулся Бокстон. — Они не посмеют поднять руку на федерального агента.
— Это правда. Поэтому я не откажусь от намерения отправить его в тюрьму, независимо от того, отошел он от дел или нет. Однако сомнения у меня остаются. Может, он действительно хочет…
Изучив истории наиболее известных династий Америки, этих «баронов-разбойников» «„Бароны-разбойники“ — презрительное прозвище основателей крупных промышленно-финансовых корпораций, сколотивших свои состояния в период первичного накопления капитала во второй половине XIX и начале XX вв., зачастую при помощи обмана и грубой силы (сам термин пошел от прозвища мелких феодалов в средневековой Европе, взимавших подати за проезд через свои земли).», которые, не зная жалости, создавали свои империи, попирая все законы и нормы человеческой морали, дон Априле, как и они, увлекся благотворительностью. Он мог себе это позволить, потому что построил свою империю: ему принадлежали десять банков в крупнейших городах мира. Он участвовал в строительстве больницы для бедных. Он поддерживал художников, писателей, актеров. Он учредил кафедру изучения эпохи Возрождения в Колумбийском университете.
Действительно, Йельский и Гарвардский университеты отказались от его двадцати миллионов на постройку студенческого общежития имени Христофора Колумба (первооткрывателя Америки в ту пору в интеллектуальных кругах не жаловали). Йель, впрочем, согласился взять деньги при условии, что общежитие назовут в честь Сакко и Ванцетти «Сакко и Ванцетти — анархисты, деятели рабочего движения. 5 мая 1920 г, были арестованы по обвинению в убийстве с целью ограбления кассира обувной фабрики. Процесс проходил в обстановке панического страха перед развитием рабочего движения и „красной опасности“. Несмотря на отсутствие прямых улик, 14 июня 1921 г, признаны виновными и приговорены к смертной казни на электрическом стуле. 23 августа 1927 г, казнены без рассмотрения апелляции невзирая на признание арестованного к тому времени настоящего убийцы кассира.», но дона Сакко и Ванцетти не вдохновляли. Он презирал мучеников.