После бигуса и укола болеутоляющего я снова уснул.
Мне снилась мама. Она жила на Лазурном острове, и отдыхала на веранде своего дома. Она сидела в деревянном кресле-качалке, в тени пальм, и обмахивалась веером. Держалась она очень строго, почти чопорно. Дом ее был большой, каменный, окруженный чугунным забором, а на лужайке росли цветы. Ей там было хорошо. Повидав маму, я полетел дальше, через океан, на Оморикию. У меня было совсем мало времени: я знал, что мне надо было успеть на работу. Я очутился на Царской тропе, у горы Крестовая. По тропе вышагивали Кочевники; они вели под уздцы крупных лошадей. В графстве я тоже работал с лошадьми, поэтому не смог удержаться, чтобы не потрепать гнедого по холке. Мне было весело, я чувствовал себя очень счастливым: я мог легко управлять временем и передвигаться на огромные расстояния. В жизни так не бывает. Такой контроль доступен только шаманам в песнях гор и морей. Здесь же я летал, летал куда только захочу, и безмерное счастье наполняло меня давно забытой легкостью.
Проснулся я в поту и почти голый. Во сне я умудрился стянуть с себя больничный халат, – хорошо еще, что внутривенный катетер остался на месте. Мне было жарко, и жутко болела нога. Я позвонил медсестре. Она спешно подсоединила капельницу с обезболивающим и дала жаропонижающее; постепенно боль утихла, и я вновь погрузился в сон.
На этот раз мне снился мой дом. Мое родовое гнездо, которое я давно оставил и куда приходил только перевести дух. Иногда мне не удавалось сюда попасть, – меня не узнавали. Я иногда пытался пробраться с черного входа, – ведь я хорошо знал все входы и выходы, я здесь провел все свое детство, – меня просто не пускали мои же запоры. Я выставлял эти запоры во время запланированных визитов, чтобы чужой не пробрался, – в итоге иногда я не мог прийти сюда сам. Такое бывало, и не раз. Я помню, как беспомощно стучал я в восточную калитку, – это была шикарная тисовая дверь в белом каменном заборе, и над ней висел фонарь под старину. Это был не главный вход, а боковой, восточный. Мне помогал водитель кэба, что меня сюда привез, – он тоже стал барабанить во всю мощь в дверь, хотя это было совсем ни к чему… В другой раз я каким-то образом обманул первый уровень защиты, смог пробраться за забор и прогулялся вокруг дома по садовой дорожке. Сад был большой, с цветущими яблонями. Я тогда четко понимал, что у меня мало времени, и что моя времяформа скоро выплюнет меня обратно в графство, но я все же шел не спеша по этим тропинкам, поглядывая в окна собственного дома, гордясь его архитектурой и с наслаждением вдыхая запах яблоневого цвета.
На этот раз я попал туда как надо. Я сразу же оказался внутри дома, и он привычно поразил меня своей массивностью. Работая в графстве, я совершено отвык от этих высоких сводчатых потолков и громадных окон. С потолка свисала широкая кристальная люстра: ее-то я точно никогда не поменяю. Мне вообще ничего не хотелось тут менять, все было очень современно обустроено и неизменно вызывало у меня неподдельное восхищение, – я всегда даже удивлялся поначалу, что дом этот – мой. Я ходил по нему осторожно, словно я в гостях… потом, конечно, освоился. Все же я очень привык жить по – другому, намного скромнее. Потом я вышел на веранду и с удовлетворением улыбнулся: садовые стулья стояли стопочкой, стул в стул, и этих перевернутых стульев было удивительно много, как в летнем театре. За моим домом и садом исправно смотрели, и я знал, что аккуратно ежемесячно переводил за это деньги. Но вот хоть тресни, не помнил ни садовника, ни смотрительницу: это было так давно, что в моей памяти остались лишь размытые черты их лиц. Дом был на холме: за каменным забором вразброс горели огни, а вдали чернела громада моря.