УЧЕБА
Искрятся фразы.
В них — то свет,
То тень.
Язык народа,
Он не просто — слово.
Я русский изучаю каждый день,
Хотя давно постиг его основы.
На этом языке
Творил Толстой.
Тем языком Ильич писал декреты.
И стал язык — великий и простой —
Давно доступным
Людям всей планеты.
Меня учили русскому
Друзья,
Учителя,
Соседи
И родные.
Наш сельский хор озвучивал края
Родной земли
На языке России.
Звучала в песнях горькая беда
И эхо Революции звучало.
Я отыскал в тех песнях
Навсегда
Своей дороги светлое начало.
Громада дел росла по всей стране,
И, в комсомоле ленинском крепчая,
Я славен был
Со всеми наравне
Делами,
А не праздными речами.
Я добровольно
Встал во дни войны
К прицелу пушки.
Боль земли изведал.
Мы были духом Родины сильны,
Как языком,
Ведущим нас к победам,
В одном бою
На страшной той войне
Я ранен был.
И небо стало тусклым.
И вдруг полковник подбежал ко мне
И, приподняв меня,
Сказал по-русски:
— Терпи, солдат,
Ты должен жить и жить.
Мы умирать, брат, не имеем права.
Ведь каждый должен подвиг
совершить,
Вернуться должен в дом родной
со славой…
Не умер я.
Калач и Сталинград,
Моздок и Керчь…
И в каждом слове — сила,
Которая
Превыше всех наград
Солдата к вечной славе возносила.
А после
Мой пополнился словарь
Под Балатоном, в Секешфехерваре.
Я воды Шпрее преодолевал.
Мы все на свете
Преодолевали.
В огне сражений
В дальнем далеке
Взошло Победы радостное слово.
Оно известно в нашем языке,
Но каждый день
Звучит светло и ново.
Жизнь —
В постиженье истинности слов —
То ль «радость» это,
То ль «беда» и «мука» —
В том языке,
Что вечно будет нов
Как для меня,
Так для сынов и внуков.
Виктор Кочетков
МОСКВА
* * *
Нет ничего прекрасней поля
перед осеннею страдой,
когда на нем, как выпот соли,
туман белеет молодой.
Оно задумалось устало,
колосья тяжкие клоня.
Морщинит истина простая
чело задумчивого дня.
Нет ничего прекрасней луга,
цветами вытканной земли,
когда над ним — посланцы юга —
кричат гортанно журавли.
За ним тускнеет даль излуки
и дремлют ясени в тиши.
И вдруг коснется боль разлуки
сосредоточенной души.
Нет ничего прекрасней мира,
где речка поле обвила,
где так растерянно и мило
бормочет старая ветла.
И этой вымокшей лодчонки,
где ерш колотится о дно,
и этих тихих глаз мальчонки,
весь день глядящего в окно.
* * *
В белой роще птица откричала,
белый сад забылся крепким сном…
Вот оно, судьбы моей начало —
низкий дом с калиной под окном.
Старый дом, сосновый пятистенок
с тяжким скрипом створчатых дверей,
с гулким мраком выстуженных сенок,
с беготней мышиной у ларей.
Я давно знаком здесь с каждой вещью.
Этой жизни я изведал вкус.
Дедовского посоха навершье
приткнуто к дверному косяку.
Печь с высокой задоргой.
Полати.
Стол дубовый. Флоксы на окне.
О Христе и Понтии Пилате
пять наклеек старых на стене.