Будущее таитян безнадежно. Самые ревностные старания не могут уже избавить их от уготованной им судьбы стать яркой иллюстрацией исторического закона, который всегда подтверждался. Вот уж много лет, как они пришли к такому состоянию, когда все, что есть отрицательного в варварстве и цивилизации, соединяется, а добродетели, присущие каждой из этих общественных формаций, оказываются утраченными. Подобно другим первобытным людям, вступившим в общение с европейцами, таитяне обречены оставаться в этом положении до тех пор, пока окончательно не исчезнут с лица земли.
Островитяне сами с грустью наблюдают за приближением нависшей над ними гибели. Несколько лет назад Помаре II сказал Тайреману и Беннету, представителям Лондонского миссионерского общества: «Вы приехали ко мне в очень плохие времена. Ваши предки прибыли тогда, когда на Таити жили настоящие мужчины, а вы видите лишь остатки моего народа.».
Такой же смысл заключен в предсказании Тиармоара — верховного жреца Паре, — жившего свыше ста лет назад. Я часто слышал, как старые таитяне пели тихим печальным голосом:
А харри та фоу А торо та фарраро, А ноу та тарарта. Пальма будет расти, Коралл будет ветвиться, Но человека больше не будет.
Глава L
СЛУЧАЙ С ДОЛГОВЯЗЫМ ДУХОМ
Но вернемся к нашему рассказу.
Накануне ухода «Джулии» доктор Джонсон нанес нам последний визит. Он вел себя не так вежливо, как обычно. Ему нужны были лишь подписи наших матросов на документе, подтверждавшем получение ими перечисленных в нем различных лекарств. Такая расписка, заверенная капитаном Гаем, обеспечивала Джонсону оплату. Если бы доктор или я присутствовали при этом, вряд ли ему удалось бы уговорить матросов дать собственноручные подписи.
Мой долговязый приятель не пылал любовью к Джонсону; напротив, по причинам, известным ему одному, ненавидел его от всего сердца, что до известной степени одно и то же, так как и та и другая страсть требует достойного объекта. Можно считать, что ненависть в каком-то смысле столь же лестна для нас, как и любовь, и, стало быть, глупо из-за нее огорчаться.
Что касается меня, то я относился к Джонсону просто с холодным безразличием и презрением, считая его себялюбивым корыстным лекарем. Поэтому я часто увещевал Долговязого Духа, когда тот ополчался на Джонсона и осыпал его всевозможными непристойными эпитетами. Впрочем, в присутствии своего собрата по профессии, он никогда не вел себя так и проявлял внешнее дружелюбие, чтобы с бóльшим успехом устраивать ему каверзы.
Я сейчас расскажу еще одну историю о моем долговязом приятеле и портовом враче. И тому и другому я не собираюсь уделять слишком много внимания, но так как этот случай действительно произошел, я должен о нем упомянуть.
Через несколько дней после того, как Джонсон представил счет, о чем я упоминал выше, доктор высказал мне свое сожаление по поводу того, что он (Джонсон), хотя мы и разыграли его для своего развлечения, все же умудрился на этом деле заработать. Интересно, добавил доктор, придет ли он к нам еще раз теперь, когда на дальнейшую оплату ему не приходится рассчитывать.
По забавному совпадению меньше чем через пять минут после этого замечания с самим Долговязым Духом произошел какой-то непонятный припадок, и капитан Боб, присутствовавший при этом, никого не спросив, сразу же послал за Джонсоном мальчишку и велел ему бежать со всех ног.
Пока что мы перенесли доктора в Калабусу, и туземцы, собравшиеся толпой, стали предлагать различные способы лечения. Один сторонник энергичных мер стоял за то, чтобы больного держали за плечи, а кто-нибудь тянул его за ноги. Такой метод, способный, пожалуй, воскресить мертвеца, назывался «потата»; полагая, однако, что наш долговязый товарищ достаточно длинен и без дополнительного вытягивания, мы отказались «потатировать» его.
Вскоре нам доложили о появлении на Ракитовой дороге Джонсона; он шел так быстро и был так поглощен процессом движения, что позабыл, сколь неблагоразумно торопиться в тропическом климате. С него градом катился пот — должно быть, от теплоты чувств, а ведь мы считали его бессердечным человеком. Впрочем, впоследствии мы установили истинную причину такой самоотверженной спешки: Джонсона подгоняло просто профессиональное любопытство, желание увидеть небывалый в его полинезийской практике случай. При некоторых обстоятельствах матросы, обычно очень безалаберные, проявляют исключительную заботу о том, чтобы все делалось строго по правилам. Поэтому они предложили мне как ближайшему другу Долговязого Духа занять место у его изголовья, чтобы быть готовым выступить в роли «оратора» и отвечать на все вопросы врача, между тем как остальные будут молчать.