Ничего сложного в том, чтобы отличить экимму от вампира, нет. Хотя вампиры также питаются кровью, но они при этом не раздирают свои жертвы на части. В мире существует много разновидностей подобных тварей, но только экимму присуща такая жестокость.
Так что хотя бы в этой части моей жизни была полная ясность, чего нельзя сказать о других ее аспектах. С тех пор как мы покинули город в котором обитал тенгу, не было ни одной ночи, чтобы мне не снилась Амаранта. Кошмар был всегда одним и тем же. С болезненным упорством он повторялся каждую ночь, и я, весь в поту, просыпался от собственного крика. В конце концов, Дима так устал от моего ора, что пожаловался отцу, и меня переселили в отдельный номер.
Во сне Эмми была все так же недосягаема, и все попытки это изменить ничего не давали. Она продолжала просить о помощи, и я постепенно убеждался в том, что это был не просто сон. Возможно, тенгу, приняв ее образ, открыл какой-то канал связи, и теперь она звала меня. День ото дня во мне крепла уверенность, что я должен разыскать Амаранту хотя бы ради того, чтобы убедиться — с ней все в порядке.
Но я гнал прочь мысли об отъезде. Признаться, мне просто было страшно отважиться на разговор с отцом. Ведь, прежде чем отправиться на поиски Амаранты, необходимо будет предупредить папу. Страшно представить, какую реакцию вызовет у него эта новость. Конечно, он вряд ли станет меня удерживать, но это стопроцентно причинит ему боль, а этого я совсем не желал.
В таких мыслях проходили дни. Неудивительно, что за всеми этими сложностями я почти не замечал происходящего вокруг, и поиски экимму прошли мимо моего сознания. К тому моменту, как отец объявил, что мы готовы к охоте, я окончательно упустил суть этого дела.
Утро накануне охоты выдалось пасмурным, несмотря на летнюю пору. И хотя то, что лилось с неба, нельзя было назвать полноценным дождем, но непрерывность этих, пусть и мелких, осадков все же сделала свое дело: дороги основательно размыло. И именно сегодня предстояло под покровом ночи пробраться на кладбище и раскопать могилу чиновника.
Отец с утра ушел в церковь за святой водой, которой можно было на время отпугнуть любых духов, и в том числе экимму. Я озаботился поиском лопат — наиважнейшего инвентаря для осквернителей могил — и дождевиков, чтобы хоть как-то защититься от непогоды. Достав и то и другое, я выполнил свою часть работы и получил временную свободу.
Не помню, чем я занимался в тот день. Вполне возможно, что просто сидел у окна и наблюдал за тем, как толстые беременные капли медленно ползут по стеклу. Такое пассивное времяпровождение стало в последние недели привычным. Я чувствовал, как меня неотвратимо накрывает депрессия. С каждым новым днем было все сложнее заставить себя что-либо делать. Если бы мне предоставили свободу действий, я бы, наверное, целыми днями валялся в постели и смотрел в потолок. Не хотелось ни есть, ни двигаться, о сне и говорить нечего. Всеми силами я старался избегать его и засыпал, лишь когда от усталости падал на месте.
За это время я заметно похудел и осунулся. Кожа приобрела землистый оттенок, а скулы на лице проступили как никогда резко. Конечно, отец и брат не могли не замечать моего состояния, но я старался не допускать разговоров на эту тему, и, к счастью, пока перед нами стояла проблема экимму, они не сильно давили на меня.
К вечеру наступило время последних инструкций. Я вяло слушал рассуждения отца о том, что, скорее всего, экимму не сдаст так просто свою могилу, и нас, возможно, ждет нешуточный бой. Невнимательность вышла мне боком, и то, что произошло дальше, целиком лежит на моей совести.
Взяв из рук отца небольшую склянку со святой водой (в этом деле только она и канистра с бензином составляли наше оружие), я сел в машину. На улице уже стемнело, да и погода не располагала к вечерним прогулкам, так что по пути мы никого не встретили. Не было посторонних и на кладбище.
Могилу чиновника навестили еще накануне, и найти ее сейчас, даже несмотря на сумерки и дождь, оказалось проще простого. Надежно прикрепив фонарь к могильной плите и направив свет на покрытый цветами холмик земли, под которым скрывался нужный гроб, мы принялись копать.
Из-за дождя земля намокла и потяжелела, ноги то и дело скользили в грязи, а дождевики сковывали движения и лишали обзора, так что дело продвигалось медленно. Работа была монотонной, не требующей умственных усилий, и очень скоро наши движения стали автоматическими. Внимание притупилось, и, возможно, поэтому я не сразу заметил происходящие изменения.