— Вы еще Австралию назовите.
— В Австралии я был. И там у буржуазии резервы сильные. Так что будь уверен, работы тебе хватит. В свое время и на своем месте, А за ту работу, что проделал, революционное тебе спасибо, товарищ Шумов.
— Это все?
— Все. А ты что думал? На орден рассчитывал? Ты что, Блюхер?
— На орден я не рассчитывал, а на большее доверие право имею. Это я осуществлял план, задуманный вами с Наумом. Позвольте мне его и до конца довести.
— Ну и ну! Я ж тебе целый час в мировом масштабе разъясняю.
— А я в местном прошу вас, Иван Митрофанович, позволить мне выполнить мой долг.
— Упрямый ты. Что ж мне, приказывать тебе, если понять не можешь?
— Разрешите, товарищ Третьяков!
— Я ему про всемирную задачу, а он с какой-то бандитской швалью носится…
Шумов молчал.
— Что молчишь?
— Не хочу барчонком быть, которого от насморка оберегают.
Теперь Третьяков помолчал.
«А что, если он прав? Раз так настаивает, значит, необходимость чувствует…»
— Ладно, Шумов. Но запомни!
— Запомню.
— Убьют тебя, лучше не возвращайся.
И поднялся из-за стола, протягивая ему большую руку.
Пароход был стар, и только потому не увели его белые за кордон. Зато они увели много других судов, и оставшимся приходилось служить, не считаясь с возрастом. Еще в прошлом веке, в молодости, окрещен он был «Княжичем» и, возможно, был даже щеголеват, но годы сделали свое дело, и теперь старая посудина с допотопными колесами так же мало походила на «Княжича», как и на «Пролетария». Новое название сил не прибавило, а следы былой роскоши — потемневшие зеркала, тусклая позолота и потертый плюш классных помещений — скорее, ассоциировались с упадком буржуазии, чем с победоносным мускулистым гегемоном.
Впрочем, нынешние пассажиры помещений этих избегали. Они привыкли путешествовать на палубе или в большом корытообразном трюме, в гамаках, прикрепленных к стойкам, на которых держались верхние каюты. Там, наверху, располагались больше командированные и другие, передвигающиеся по казенной надобности.
Что касается рейса, о котором пойдет речь, на него билеты продавали с особой осторожностью и ограниченно, в предвидении возможного кровопролития. Трюм же вообще людей не принял, якобы в связи с покраской, а на самом деле потому, что одна, даже случайно залетевшая туда граната могла натворить много непоправимых бед.
Короче говоря, все пассажиры были на виду и благоразумно отделены от помещений, где могла вспыхнуть вооруженная схватка. Но как внимательно ни рассматривал каждого из них Шумов, ни в ком он не мог узнать явного или замаскировавшегося бандита.
Собственно, удивительного в этом не было. Больше того, именно отказа банды от нападения и следовало ожидать. Люди могли понадобиться Технику для взятия подвала, зачем же посылать их на убой? Но Шумов верил: пошлет. Так он понимал логику, которой должен был руководствоваться Техник, и потому отсутствие бандитов воспринимал как личное поражение и со стыдом вспоминал последний разговор с Третьяковым. Теперь поведение, которое казалось единственно верным и принципиальным, виделось ему в ином свете — хвастливым и смешным.
Стоя у окна в капитанской каюте, Шумов еще раз уныло оглядел пристань. Отсюда хорошо была видна причальная стенка, обрамленная гранитом и прошитая строчкой черных чугунных кнехтов, товарная набережная, выложенная крепким серым булыжником, по которой проходила отполированная колесами железнодорожная колея, красно-кирпичные стены хлебных ссыпок и крытые волнистым железом пакгаузы. Между строениями в город пробивались мощеные спуски улицы.
Но нигде: ни на причале, ни на набережной, ни на спусках — не было видно запоздавших людей, спешивших на судно.
Было спокойно и пустынно.
Обескровленный войной порт почти бездействовал.
— Время отчаливать, — услыхал за спиной Шумов.
Это вошел и стал рядом капитан.
Капитан был старше своего старого судна, когда-то он ходил на иных кораблях, пересекал широты обоих полушарий и так свыкся с морем, что на суше чувствовал себя ненужным и неприкаянным, и потому принял и водил на склоне лет убогую посудину каботажного плавания. Складки темной кожи нависали над туго застегнутым воротником чистого белого кителя, так же чист был и белый чехол на фуражке с крабом.
«Еще бы несколько минут! — подумал Шумов. — А вдруг появятся…»
— Вы всегда вовремя отправляетесь?
— На море должен быть порядок, — ответил капитан и посмотрел на стрелки серебряных карманных часов фирмы «Лонжин», очень надежных, как хронометр.