— На пол, капитан, — сказал Шумов громким шепотом из дверей.
Капитан не шелохнулся.
— Вы слышите?
— Я нахожусь на своем посту.
Услыхал ли Бессмертный громко произносимые слова капитана, или просто ослепленный яростью и страхом ринулся, как носорог, в рубку в поисках выхода, сказать трудно. Но он ринулся и схватил капитана за борт кителя.
— Правишь, гад? — прохрипел он.
Бессмертный не видел Шумова, но тот не мог стрелять. Бандит вплотную надвинулся на капитана. Шумов надеялся, что он ударит его, оттолкнет с дороги, но напрасно.
— В чека везешь?..
И Бессмертный в упор разрядил в капитана один из своих пистолетов.
Капитан оседал медленно, его пальцы еще сжимали штурвал, а перед глазами Шумова расплывалось на его спине по белой ткани кителя ярко-красное пятно.
Только тогда Бессмертный толкнул капитана в сторону, и тот повалился на палубу.
И тотчас же пули из двух стволов ударили в грудь Бессмертному. Он будто наткнулся и а них и отскочил под ударами. Умирая, он отвернулся, сделал еще шаг — еще две пули ударили в спину — и мертвый свалился в открытый люк.
А там, внизу, отчаявшиеся в своей ловушке бандиты, окруженные в пустом салоне, в последней надежде решили, что он прыгнул к ним на помощь, и разом выскочили из-за стола.
— На прорыв, братва! — завопил Сажень.
В минуту салон наполнился пороховым дымом. Бандиты открыли бешеную стрельбу во все стороны, по дверям и окнам, стараясь пробиться через чекистский заслон.
Сажень прорвался.
В отличие от Полиглота, скошенного пулями, едва он приподнялся над укрытием, Сажень изловчился выпрыгнуть в окно. Куски разбитого стекла вонзились в него, но он вырвался на палубу. И остановился.
Дальше бежать было некуда.
Весь в крови, в клочках изодранной одежды, стоял он перед вооруженными людьми. Стало вдруг тихо.
В последний раз в жизни Сажень оглянулся по сторонам, увидел солнце, блеск морской воды и направленное на него оружие.
И он принял решение.
— Живым не возьмете…
Он вскочил на борт и камнем рухнул вниз. Если бы он успел посмотреть, куда падает, он, может быть, и не прыгнул бы, предпочтя пулю. Впрочем, от пули он и умер. Но, прежде чем умереть, Сажень попал на плицу равномерно вращающегося колеса, она потащила его вниз, в пучину, проволокла под водой и полуживого вновь вытолкнула на поверхность.
Кто-то выстрелил.
Сажень исчез на минуту, а потом всплыл. На этот раз без признаков жизни…
Софи смотрела в черную яму.
По расчетам Техника, рыть оставалось совсем немного. Почва оказалась мягкой, и работа продвигалась даже быстрее, чем они надеялись. Правда, рыхлая земля грозила обвалом, но Техник все предусмотрел, изготовил и привез деревянные столбики-опоры и доски, из которых легко и быстро складывались крепления, предохраняющие от обвала.
— Каково сооружение? — спрашивал он с гордостью. — Революция погубила в моем лице великого строителя. К счастью, мои дарования оказались многообразными. Во мне живет человек Возрождения, той счастливой эпохи, когда гений и злодейство гармонично сочетались в одной личности…
В тот последний день с утра он был почти весел, во всяком случае, подчеркивал свое хорошее настроение.
В газетах, было только что напечатано сообщение о ликвидации крупной банды на пароходе «Пролетарий» и перечислялись фамилии убитых бандитов — настоящие фамилии и клички.
— Подумать только, оказывается, Бессмертный — настоящая фамилия! Вот истинный храбрец, он выступал с открытым забралом. А у идейного мстителя по кличке Сажень такая же затрапезная фамилия — Кукушкин. Интересно, слушал ли он кукушку, когда собирался в последний бой?
Софи не отозвалась.
— Молчите? А я, наоборот, взволнован. Морской бой! Это же не шутка. Их схоронили в пучине, привязав к ногам чугунные ядра. Был приспущен андреевский флаг. Гром прощального салюта слился с вечным шумом прибоя. Только кукушка молчала. Ей больше нечего было сказать.
— Перестаньте, пожалуйста, глумиться.
— Разве не смешно?
— Ничуть. Ведь это вы их убили.
— Не без вашего участия.
— Но я не глумлюсь.
«Я тоже. Я только собираюсь поглумиться. Над тобой».
Этого он не сказал вслух, а только подумал и ушел.
А Софи осталась.
Она сидела и смотрела уныло в черную яму, из которой ночь за ночью вынимала сырую, тяжелую землю.
«Неужели я копаю собственную могилу? Неужели этот мерзавец убьет меня и я сгнию здесь? Да, наверно, так и будет… Я заслужила. Я хотела мстить и бороться… Но разве это борьба? Сделка с бандитом. Из-за чего? Ну, пусть мы захватим ценности… Для чего? Чтобы покупать и подкупать? Кого? Подонков? Продажную сволочь? Потому что больше нет людей, которые шли бы с нами по долгу и совести…