— Не знаю.
— Опасаетесь за себя?
— Нет. Он же знает, что я связана с Техником. Они могли давно взять нас обоих. Наверно, им нужна другая рыба. Нет, не так. Много рыбы в одну сеть. Они злопамятны. Они не простили ни тот поезд, ни смерть своего…
— Хорошо. Давайте рассуждать логично. Существует две возможности. Первая: Шумов — чекист и подсовывает ложные сведения. Цель — заманить в ловушку побольше бандитов.
— Перебить их, как тараканов.
— Техник об этом подумает?
— Еще бы!
— Отклонит предложение?
— Нет. Я думаю, он согласится при всех условиях. Если поверит Шумову, возьмет деньги сам. Если заподозрит, пошлет на убой «соратников». Они ему уже в тягость. Ведь он мечтает, завладев нашими ценностями, скрыться за границу.
— По вашему совету?
— Это входило в наш план.
— Да. Сбросить балласт. Что ж, как видите, мы сразу рассмотрели обе возможности. И ту, при которой Шумов сообщает правду. И обе нас устраивают.
— Дай-то бог.
— Даже третья.
— Какая?
— Если Техник просчитается и сломает себе шею. Что ж… Мавр, в основном, сделал свое дело.
— Еще не все.
— Ах, Софи! Если хотите знать, больше всего в этой операции меня тревожит ваша безопасность. Вы должны жить, Соня. Ваша кровь падет на мою совесть. А этот бандит способен на все. Вам нужно опасаться его больше, чем Шумова. Пока Шумов не пронюхал о нашем деле, он почти безопасен. Но Техник…
— Ничего. Пока мы славно играем в кошки-мышки. Налить вам еще?
— Пожалуйста.
— Столько же?
— Да.
Спирт туманил голову, и Барановский сказал то, что наверно бы не сказал на чистую голову.
— В конце концов намекните, что вы действительно непрочь бежать с ним.
— Нет.
— Почему?
— Есть грань, предел. Потом борьба становится бессмысленной. Если потеряешь себя. Мы и так на краю омута.
— Софи! Вы не можете потерять себя. При всех обстоятельствах.
— Вы думаете? Даже если он потребует доказательств?
— Каких?
Она повела головой в сторону постели.
— Намеками с ним не обойтись.
Барановский спросил осторожно:
— Он уже пытался получить… доказательства?
— По-настоящему женщины его не интересуют. Но он нуждается в самоутверждении.
— Бедная вы моя…
— Ничего…
Она взяла в руку стакан.
— Ничего. У меня ведь муж теперь. Он защитит.
И улыбнулась через силу.
— Осталось недолго, Софи.
— А потом что?
— Восстание.
— Восстание… В лучшем случае какой-нибудь разгромленный штаб, захваченный на время телеграф, может быть, несколько станиц… И все.
— Если все, уйдем вместе.
— Куда?
— На новые рубежи. Борьба будет продолжаться.
«Наверно, я не понимал ее. Считал фанатичной, даже с перегибами, а она обыкновенная женщина и расслабилась в самый неподходящий момент. В сущности, она сейчас опасна. Но мне жаль ее… Как она сказала? Омут?.. Что это — слабость или интуиция?..»
Он протянул руку и положил на ее ладонь.
Почти стемнело, за окном, подавляя дневные шумы, устанавливалась еще одна душная ночь…
— Да, уйдем, Алексей Александрович… Каждый своим путем…
На другой день Софи точно выполнила все, что сказал Барановский, и подробно передала Технику в булочной свой разговор с Шумовым.
— Я вас заинтересовала?
— Очень.
— И вы готовы влезть в эту авантюру?
— Разумеется, я должен убедиться, что это не авантюра.
— А что же это, по-вашему?
— То, что нам нужно.
Увидав Техника в своем доме, Самойлович побледнел.
— Я же вас заклинал! Всеми богами заклинал не приходить ко мне домой!
— В прошлый раз, когда я зашел, чтобы вернуть вам часы, по ошибке конфискованные в поезде, вы были более гостеприимны.
— Но я же просил. И тогда просил. Неужели вы еще с парадного входа зашли?
— Конечно, не через трубу, С нечистой силой я пока не связан. Там меня еще только ждут. А я не тороплюсь… туда. Поэтому не хнычьте. Меня никто не видел.
— Но разве обязательно заходить с парадного?
— Какое там парадное! Обшарпанная, захламленная лазейка. Хуже трубы. Почему вы не сделаете уборку, Лев Евсеич? У вас ведь прислуга есть.
— По-вашему, я уже рехнулся! Убирать парадное в такие времена!
— А зачем вы повесили там корыто? Думаете, оно свалится на голову чекистам, когда они придут вас забирать?
— Что за глупые шутки!
— Зато вас, Лев Евсеич, трусость совсем лишила чувства юмора. Идите закрывайте ставни.
— Зачем еще ставни?
— Чтобы меня не увидели с улицы.
— Но сейчас же день! Это будет подозрительно. Я лучше шторы опущу.