Я вспомнила о «Розовой оранжерее» и о письме только тогда, когда почтальон, не сумевший впихнуть в переполненный почтовый ящик очередную ежедневную газету, положил ее на коврик перед дверью. Опустошая ящик, я извлекла записную книжку и, узнав мелкий угловатый почерк Делефа, прижала ее к груди. На секунду меня ослепило видение черной воды, глянцевито поблескивающей, как нефть.
2. Делеф
(Первые двадцать – тридцать страниц записной книжки вырваны).
…что смогу продолжать это долго.
Как я устал от боли. Обезболивающие не снимают ее полностью, лишь снижают интенсивность. Но ее постоянство вкупе с ощущением, что никуда мне от нее не деться – это самое худшее. Неужели когда-нибудь закончится? Проще умереть, чем поверить.
Жара доконала. Такая сильная – это дикость для Ровенны. После короткого дождя с земли пар.
Ненавижу.
12 сентября
Вынужденное бездействие не пошло мне на пользу. Я окончательно одичал и стал горьким, как хина. Одна мысль, что придется снова вступать в социальные взаимодействия, вымучивая из себя вежливость и хотя бы минимальную вовлеченность, вызывает тошноту.
Утром я разговаривал с Матиушем и пытался отказаться от вызова. Я сказал, что все еще не чувствую себя в достаточной степени восстановившимся.
В ответ Матиуш сослался на заключение врача СЛ, согласно которому я уже настолько здоров, что мог бы отправиться на соревнование по бальным танцам.
Я указал на свою трость взглядом, сочащимся сарказмом.
С заметным усилием Матиуш подавил свое желание высказаться. Тем не менее его мысли были практически зримы, витая над его головой: «Ты сам виноват в произошедшем, Делеф. Не обстоятельства, а твои безответственность и рассеянность позволили этой зверюге вывести тебя из строя на столь долгое время как раз в период, когда на нас навалилась лютая дичь. Это был рядовой случай, и все шло как обычно, а ты работаешь в отделе уже двенадцать лет. Ты облажался».
– Доктор настаивает, что у тебя нет никакой физиологической причины, чтобы продолжать хромать.
– Не иначе как меня заставляют мои собственные извращенные предпочтения, – язвительно фыркнул я.
– Тебе же выплатили компенсацию за увечье, – напомнил Матиуш, пытаясь меня утихомирить.
А существует ли компенсация за боль, за бессонные ночи и ночи, полные кошмаров, за неподвижные дни и тошноту, вызванную интоксикацией печени обезболивающими?
– Порой компенсация не компенсирует, – бросил я.
Матиуш решил, что мое недовольство вызвано малыми размерами суммы, и разразился занудной речью на тему нехватки финансирования. Мог бы и не распыляться. Все, что он мог сказать по этому поводу, я давно знал наизусть. Я выслушивал подобное каждый раз, как обращался к нему с жалобой, что после очередного ливня на стол в моем кабинете капает вода. Все проклятое здание СЛ трещит по швам.
– Тем не менее я похлопочу, чтобы тебе повысили зарплату, – торжественно завершил свою тираду Матиуш, видимо, пытаясь убедить меня, что ради столь ценного сотрудника он готов пойти на невиданные подвиги.
– Мне все надоело, – огрызнулся я.
Глаза Матиуша раскрылись шире.
– Надоело, – покорно согласился он. – Я выбью тебе отпуск, Делеф, я обещаю. Возвращайся, и я переговорю с Медведем. Но ты поедешь, да? Сейчас у нас нет возможности отправить другого.
– Неужели все заняты?
– Все заняты.
– Что случилось?
– Ты знаешь, у нас настала черная полоса… – промямлил Матиуш, отводя взгляд.
– Киношник вернулся? – перебил я его.
– Да, – неохотно подтвердил Матиуш.
– Сколько на этот раз?
– Молодая пара. Семья с ребенком. Все в один день.
– И как долго он продолжит убивать?
– Мы пытаемся остановить его.
– Поэтому ты отсылаешь меня, Матиуш? – осведомился я. – Чтобы я не вмешивался в расследование?
– Существует одна веская причина, по которой тебе не позволено участвовать.
– Даже две. Мой отец. Моя мать.
– Ты знаешь правила. Никакой личной вовлеченности в следствие.
Что может быть более личным, чем месть. Когда я только заступил на свою должность в СЛ, мною владела юношеская убежденность, что однажды я заставлю убийцу моих родителей понести наказание. В последующие годы не всегда успешной работы моя наивность сползала с меня, как кожа с линяющей змеи. В итоге от меня остался один скелет.
– Впрочем, какая разница, – горько бросил я. – Вы ничего не добьетесь. Руки коротки.
– У тебя упаднические настроения, Делеф. Видимо, тебе действительно необходим дополнительный отдых.
– А что, есть основания для оптимизма? Посмотри, что происходит в последнее время. На каждое чудовище, что мы одолели днем, за ночь нарождается три новых.