Именно этого все боялись в те годы. Гарри помнил, как на авроров, которые проводили обыски, смотрели косо даже другие сотрудники Министерства. Каждый знал, что волшебники Аврората могут «под предлогом» поиска запрещенных предметов зайти в любой дом.
Немногие стали свидетелями реальных кошмаров, которые происходили, когда Волдеморт пришел к власти, пусть даже эта власть не была официально закреплена на бумагах. Большинство пугалось новостей, большинство боялось за родственников на другом конце острова. Когда Волдеморт исчез, а Пожиратели разбежались, облавы авроров стали ассоциироваться у волшебников не с безопасностью, а с произволом. Люди стали писать жалобы, в которых описывали тысячу причин, по которым их не нужно было обыскивать, допрашивать и тем более доводить дело до Визенгамота.
Авроры тогда любили за столом под кружку пива делиться историями о том, как законопослушные домохозяйки хранили у себя запрещенные артефакты, а те, кто прикрывался Империусом, на деле вовсе не связан был с Волдемортом, и просто занимался торговлей краденым. В мире было достаточно зла без Тома Риддла, уже тогда Гарри понял это.
Иногда зло притворялось добром. Он бы никогда не осмелился сказать и даже подумать такое о Минерве МакГонагалл или профессоре Флитвике — о людях, которые готовы были пожертвовать жизнью, защищая учеников. Но глядя на добродушного Праудфута, который только что поставил его, тридцатилетнего сопляка над пятидесятилетними ветеранами войны, он невольно испытывал гнев.
— Как здорово! Ты уже в курсе дел! — обрадовался Праудфут.
Гарри оставалось только обвести взглядом коллег и кивнуть каждому, показывая, что он не рад назначению и не собирается учить их жизни. Все, что он собирался — проставиться вечером и напиться с ними до отключки.
— Пятерка лучших кадров, — продолжал Праудфут, счастливо улыбаясь.
Временами Гарри хотелось стать похожим на него. Радоваться глупостям вроде выполнения плана или завести семью, приходить вовремя на ужин и есть с супругой вместе вкусные стейки. Но каждый раз, когда он представлял себе эту картину, его подташнивало. В простом счастье, которое опиралось на быт, было слишком много фальши. Днем он задержит волшебника, впечатав коленом в пол, а вечером, улыбаясь, будет говорить: «Дорогая, сегодня на работе был интересный случай!». Насколько конченым лицемером нужно быть, чтобы жить так?
Он знал, что никто в Аврорате не держит на Праудфута зла. Многие понимали, что даже сам начальник никогда не радовался своему назначению. Его вежливость, граничащая с заискиванием, тихий голос, рукопожатие — все говорило о том, что он чувствует себя самозванцем. Они делали вид, что он — их начальник, а он не мешал им, и так работал Аврорат уже много лет. Видимость эффективности. Пузатый улыбающийся мужчина хорошо смотрелся на колдографиях и внушал доверие у населения. Большего от него не требовалось.
— В связи с тем, что… — бормотал Праудфут, но Гарри не слушал.
По взглядам других авроров он видел, что они тоже вполуха слушали бредни начальства, не слишком рассчитывая ни на полноценный сон в последующие несколько дней, ни на квартальную премию (им вешали глухаря вместе с лапшой на гарнир). Все, на что надеялись эти ребята — выпивка вечером.
Их время прошло несколько лет назад, когда можно было ворваться в дом волшебника, обездвижить его, показать бумаги, дающие право на обыск, а потом тщательно проверять каждую половицу. Тогда они были нужны, а теперь тихо спивались, читая в «Пророке» об очередном ущемлении прав, которое на деле было вызвано тем, что один из стариков испугался похожего на артефакт предмета и думал, что предотвращает катастрофу, а на деле испортил годовой запас тыквенного сока уважаемой семьи.
— Надеюсь, вы справитесь, господа… и, разумеется, дама, — закончил Праудфут, отвесив совершенно излишний поклон Камелии. Женщина улыбнулась ему левым уголком губы, что означало в переводе с ее языка жестов: «В гробу я вертела твою „даму“». Праудфут не знал об этом переводе, отпустил всех, включая Гарри и Доу, сел за стол и приготовился завтракать.
В молчании они прошли в кабинет Гарри, достаточно большой, чтобы там поместилось семь человек.
— Я все проспал, — начал он, еще раз обведя взглядом авроров и показав им, что меньше всего в этой жизни он хотел стать руководителем группы.
— Забей, Поттер, мы знаем, — отмахнулся Эйвери, самый старый из них, что было хорошим знаком. — Что думаешь о деле? Еще вчера я был уверен, что его насосали журналюги, но теперь… третья Метка? Уже не старики, теперь девчушка, и ее показания подтверждают родители.
— Девчушка? — Гарри очнулся от собственных мыслей, которые были посвящены тому, как не разоблачить себя неловкой фразой.
— Тоже не слушал Ногастика? — усмехнулся Эйвери. Остальные рассмеялись следом. Только Чарли молчал, разглядывая собственные ноги.
— Я только проснулся, Джейкоб, сам понимаешь, некогда было вникать, — ответил Гарри.
— О-о-о, — понимающе протянул Эйвери. — Ты кури — мы не сдадим. Правда, парни?… И дама… — он хохотнул, обращаясь к Камелии, которая показала ему средний палец.
— Спасибо, — от души поблагодарил Гарри, закурил и продолжил: — Метку увидела девочка?
— Да, ей десять, для Хогвартса рановато, а дать показания — в самый раз. Я бы сказал, что она слишком много читала «Пророка», но беда в том, что ее родители тоже все видели. Посмотреть бы им в память…
— Что? — спросил Гарри прежде чем успел остановить себя.
— Я сказал, что было бы неплохо посмотреть им в память, Поттер, но ты сам знаешь — мечты, — ответил Эйвери, скривившись.
Как многие в комнате, он носил черное пальто, которым удобно было закрываться от ветра и дождя, если полагаться на магию запрещали. Во время облав, в засаде лучше одежды было не придумать, хотя Гарри по старой памяти предпочитал куртку — она не стесняла движений. Лицо Эйвери рассекал шрам, который тот получил, по его словам, в первый год службы, от Пожирателя Смерти. Старик никогда не гордился им, но всегда с охотой рассказывал старую историю. Мало кто мог похвастаться тем, что в первый год службы в Аврорате столкнулся с Пожирателями. Эйвери хорошо относился к Гарри, потому что увидел, что тот не пытается разыграть карту золотого мальчика. Иногда помогал советами, пару раз прикрыл, когда Гарри надо было попасть на свидание в конце рабочего дня. Особой дружбы между ними не было, но в поле Гарри знал, что Эйвери не подведет, а тот, в свою очередь, доверял Гарри брать на себя важные части операций. Не смотрел на возраст — говорил остальным, что «мальчик много пережил». Из его уст такое не звучало обидной поблажкой, скорее приятным уважением. Эйвери пророчили место главы Аврората, но журналистов не устроило бы обезображенное шрамом лицо волшебника, который открыто признавался в том, что использовал Непростительные во время второй войны. Его не осудили лишь из-за того, что всем, кто выступал на стороне Министерства, объявили полную амнистию спустя полгода после Битвы за Хогвартс. В противном случае Эйвери сидел бы в Азкабане.
— Ничего интересного мы там не найдем, — сказал Гарри, тщательно обдумав слова. Лучше всего мягко намекнуть Эйвери, что не стоит рисковать карьерой ради жалкого дела. — Наверняка, Метки — дело рук чокнутого фанатика, — продолжил он, а про себя добавил: «Ага, чокнутого фанатика — тебя самого».
— Если нам повезет, безобидного фанатика, — сказал Эйвери, кивая.
«О, совершенно безобидного, настолько безобидного, что даже Беллатриса Лестрейндж отделалась легким испугом», — подумал Гарри.
— Предлагаю разделиться, чтоб не терять время зря. Еще половина девятого, успеем до вечера разобраться со всем, — продолжил Эйвери, скрестив руки на груди. Гарри кивнул, показывая, что не возражает. — Дерби, Войт — сходите к Скормсби, Филдсон, Чейн — на вас Эверетты, я с Доу и Поттером схожу на север.