Голова начала кружиться, а глухое чувство голода превратилось в тошноту. Его вывернуло желчью и слизью, он согнулся от боли и понял, что больше не может игнорировать простую необходимость поесть и выпить воды.
Можно было убрать за собой, но после встречи с мистером Черлизоном Гарри не собирался использовать даже настолько простые чары. Если спросят — почему, он ответит, что опасался нарушить очень сложную магическую защиту, о которой твердил уборщик.
Сделав первый шаг, он замер, потому что до него дошло, что целый час был потрачен впустую. Он не посмотрел ни одного воспоминания, только наблевал у полки Люциуса — сомнительное достижение. С тем же успехом можно было принести сюда одну из вонючих шалостей Уизли.
— Ты все знаешь наизусть. Зачем? — спросил он себя, но пальцы уже откупоривали флакон.
Войти в комнату к Люциусу и Риддлу было все равно что вернуться домой. Не в квартиру миссис Доркинс, а в настоящий дом, которого у Гарри не было с тех пор, как он сдал последние экзамены в Хогвартсе.
— Я высоко ценю твои таланты, Люциус, но ты позволяешь себе слишком много, — сказал Гарри, открывая рот одновременно с Риддлом. — К сожалению, мне придется преподать тебе урок. Надеюсь, ты усвоишь его с первого раза.
— С первого раза? — спросил Люциус и посмотрел на них с вызовом. Гарри ненавидел его за этот взгляд. Ему хотелось стереть с лица Малфоя гордость, наступить на него сапогом, сломать нос и увидеть, как тот захлебывается собственной кровью.
Том использовал Петрификус Тоталус, и когда это произошло — палочка Гарри была направлена на Люциуса. Он облизал губы и прошептал: «Круцио».
В воспоминании никто не видел его, не слышал сказанного им слова, но оно все равно подействовало, потому что Том тоже произнес Непростительное. Люциусу было больно. Он не мог пошевелиться, но так, скорее всего, боль ощущалась сильнее. Нечем было компенсировать ее, невозможно было даже сжать зубы — только плавать в ней и надеяться, что пытка закончится.
— Доходчиво? — спросили Том и Гарри, вернули Люциусу возможность двигаться и следили за тем, как тот задыхается на полу.
— Да пошел ты, ублюдок, — ответил Малфой и побежал к палочке.
Они улыбнулись и ответили ему:
— Экспеллиармус.
Малфой не сдавался, из-за этого Гарри хотелось, чтобы воспоминание продолжилось. Казалось, можно бесконечно выхватывать из рук Люциуса палочку просто для того, чтобы тот бежал за ней на другой конец комнаты. Его бледное лицо выглядело настолько сосредоточенным, что вызывало смех. Что он может в свои семнадцать лет? Разве что бегать за палочкой.
Том обездвижил ноги Люциуса, а потом, медленно шагая к нему, обездвижил руки одну за другой. Гарри повторял движения палочкой.
— Ты напрасно думаешь, что можешь сопротивляться мне, Люциус, — сказал Том, когда Малфой, задыхаясь, пытался найти взглядом палочку.
Гарри снова было смешно. Пока он стоял рядом с Томом, ему не о чем было волноваться. Пока они были на одной стороне.
— Подыши немного, — сказал Гарри, повторяя за Томом. — Ты вообразил себе, что мы равны, Люциус.
Он очнулся, когда увидел, что поднимает ногу вслед за Томом, чтобы коснуться подбородка Малфоя. Собственная одежда и обувь Гарри резко контрастировала с костюмом Риддла.
— Что я делаю? — прошептал Гарри, отступая.
— Круцио, — сказал Том, заставляя Малфоя орать на всю комнату.
— Надо выйти, поесть и забыть, — прошептал Гарри. Накатила новая волна тошноты.
— Нравится? — спросил Том у Малфоя, наклонившись к нему.
Гарри приоткрыл рот, чтобы повторить, как зачарованный:
— Я могу продолжать очень долго, Люциус, и уверяю тебя, пытки доставляют неудобства лишь одному из нас.
Он почувствовал, как губы расползаются в улыбке, и точно знал, как она будет выглядеть со стороны, потому что именно ее он запомнил, когда первый раз проник в воспоминание. Нужно было уходить, он резко выдохнул, вытаскивая себя из Омута, поднял палочку, чтобы убрать воспоминание во флакон, когда перед ним вырос Эйвери.
— Поттер, какого лешего ты здесь делаешь? — спросил аврор, скрестив на груди руки.
«У тебя преимущество, — мелькнула мысль, — он не успеет выхватить палочку. Обездвижь его и беги».
— Я смотрел запись воспоминания Люциуса Малфоя, — сказал Гарри.
— Я вижу, что ты смотрел запись, я спрашиваю, какого лешего ты здесь забыл. Мы ловим банду ненормальных стариков и призрака, если ты забыл!
Гарри убрал воспоминание, положил на полку и ответил:
— У меня была идея. Она не сработала, но лучше попробовать и ошибиться, чем не пробовать вовсе.
— Иногда, Поттер, лучше не пробовать вовсе, — сказал Эйвери недовольно. — Зачем тебе Малфои? Думаешь, им взбрело в голову взяться за старое?
— Я уже сталкивался с тем, что их семейку недооценили, Джейкоб, так что избавь меня от нотаций, — ответил Гарри и пошел к выходу.
Эйвери следовал за ним, держась справа. Теперь, если бы Гарри приспичило достать палочку, Эйвери узнал бы об этом мгновенно. Старая привычка авроров.
— Не советую тебе задерживаться здесь, парень, — сказал Эйвери, но его тон стал мягче.
— Почему? Здесь можно найти полезное.
— Много где можно найти полезное, но не всегда польза будет той, которую ты ожидал. Не лезь в их головы. Чем глубже заберешься в голову психопата, тем сложней будет вылезти. Помнишь Аластора?
— Конечно, Джейкоб.
— Он любил сюда заглядывать после рабочего дня. Министр возился с ним, разрешал что угодно. Еще бы, такой герой. Вот только двинулся он из-за этого места, парень, так что я советую тебе не задерживаться тут.
— Спасибо, — ответил Гарри. — Что он здесь искал?
— Аластор? — удивился Эйвери.
Вдвоем они вышли из хранилища и пошли по широкому коридору Отдела Тайн.
— Да. Он говорил, зачем спускался сюда?
— Он был не из болтливых, Поттер, — хмуро сказал Эйвери. — В основном он бормотал про фальшивые доказательства. Был уверен, что кучу Пожирателей отпустили зря. Он готов был землю жрать, лишь бы посадить их в Азкабан.
— Ему запретили? — спросил Гарри.
— Жрать землю? — усмехнулся Эйвери. — Нет, землю он мог жрать в свободное от работы время. Возился с молодняком, учил их. Ну а по вечерам спускался в архив или в хранилище, перебирал закрытые дела. Мы смотрели на него как на героя с придурью. Знаешь, когда человек столько пережил, не страшно, если иногда он позволяет себе пару странностей. Я и сам теперь его понимаю.
— Тоже жрешь землю, Джейкоб? — засмеялся Гарри.
— Считай, что так, парень. Не пойми неправильно, я не лезу к тебе в душу. Ты хороший человек, и хоть Праудфут крутит тебя как открытку перед журналюгами и Министром, ты не задираешь голову.
— У меня иммунитет, Джейкоб, еще со школы, — ответил Гарри, продолжая улыбаться. — Зайдешь со мной перекусить? Я не ел ничего со вчерашнего утра.
— Эй, парень, так нельзя. Пойдем, сожрем самую здоровенную сосиску в Лондоне.
Они вышли из Министерства, спустились по улице и свернули за угол — дорога была настолько привычной, что не требовала от Гарри усилий. Разве что пришлось лавировать в толпе. Солнце едва пробивалось из-за облаков, но все равно неприятно резало глаза. Зато свежий воздух был куда лучше затхлой вони подвала.
Хозяйка вынесла им обычный завтрак, к которому Гарри долго привыкал первый год, а потом распробовал и оценил. Яичница из четырех яиц, сосиска огромных размеров, которую готовили здесь же, и крепкий чай. Иногда по праздникам, если у повара было хорошее настроение, поверх яиц укладывали пару ломтей бекона.
— Начну с хороших новостей, — сказал Джейкоб, когда они доели завтрак и приступили к чаю. — Мы с Доу сходили на север, облазили там каждый куст, но ничего не нашли.