– Внимание! Муся хочет произнести речь!
– Мы одну вчера уже слышали, – тихо проворчал Семеныч. Но Муся отозвалась:
– Да, я, конечно, вчера неудачно выступила.
– Это точно! – сказал Ванька.
– Вань, ты потом можешь мне врезать, если хочешь, а сейчас дай сказать.
– Это что такое – врезать? – возмутился Леший.
– Да замолчите вы все! Говори, Муся.
– Я прошу у вас всех прощения за свое вчерашнее поведение. Вот. Мне стыдно. Я больше не буду. Постараюсь. И еще… Я хочу сказать вам всем спасибо за то, что вы меня вчера… воспитывали. Особенно дяде Толе. Можно, я вас поцелую?
Раздалось дружное: «О-о!» – и Анатолий, в жизни не красневший, весь залился румянцем. Муся подошла и поцеловала его в щеку, растроганный Анатолий приобнял ее и тоже поцеловал в висок.
– Муся! – Леший нахмурился, а Марина, улыбаясь одними глазами, строго сказала:
– Толя! Ты там не увлекайся!
– Марин, обижаешь! Я как дедушка, ты что!
– Знаем мы этих дедушек, – проворчал Лёшка, провожая глазами розовую от смущения Мусю, которая на обратном пути ухитрилась еще и Митю поцеловать: быстренько, в макушку.
– Это что ж такое? – сердито спросил Леший. – У нас сегодня что – день поцелуев?
– Конечно! – ответила Марина и поцеловала его. – А ты не знал?
Митя встал.
– Еще одна речь, что ли? Работать пора!
– Подожди, это интересно.
Митя тоже смущался, но держался твердо.
– Уважаемые Марина Сергеевна и Алексей Михайлович!
Анатолий присвистнул:
– Да тут все серьезно.
– Я хочу сказать, что мы с вашей дочерью Мусей, – тут он несколько сбился. – Правда, ей это имя больше не нравится, но мы пока не придумали другое, поэтому пусть так…
– Митя! Говори уже! – зашипела на него Муся.
– Да! Мы с Мусей любим друг друга и хотим пожениться. Не сейчас, конечно! Когда Мусе будет восемнадцать. И я прошу у вас руки вашей дочери.
Он сел и вытер пот со лба.
– Ты ж понимаешь! – растерянно сказал Семеныч. – Нашли время!
А Иллария Кирилловна, утирая платочком слезу, ответила ему:
– Для любви всегда есть время!
«Вот кто бы говорил!» – подумал Семеныч, но вслух произнести не решился.
Часть 2
Пожар
День клонился к вечеру, скоро должно было совсем стемнеть, но небо светилось тусклым оранжевым отблеском приближающихся пожаров. А в воздухе висела мелкая, нагоняемая ветром копоть. Под навес потихоньку сползались «колхозники» – усталые, грязные и мокрые от пота. Они сделали уже очень много: опахали деревню и, насколько смогли, расчистили часть леса вокруг: вырубили подлесок, выжгли хвойную подстилку; подготовили помпы, убрали подальше все огнеопасное, устроили около реки загон для скотины – куры, поросенок и козы были в безопасности. Правда, поросенку пришлось надеть шлейку, и Муся следила, чтобы он не запутался в поводке, потому что шустрый Кузя всё норовил подрыться под ограду и сбежать на волю. Загон сначала хотели устроить на том берегу, и даже соорудили на скорую руку земляную лестницу, а то уж больно крутой подъем, но потом передумали, представив, каково это будет – тащить туда коз и поросенка. А лестница – ничего, потом пригодится. Шарик же пока так и бегал за Семенычем по деревне. «Потом ужо привяжу, не до тебя», – ворчал хозяин. На кошек пришлось махнуть рукой: пусть сами думают, не привязывать же всех. Да поди отлови их для начала! Но самой большой проблемой оказалась бабка Марфа – ее дом ближе всех стоял к лесу. Долго ломали голову, куда ее переправить, потом решили – к Анатолию. Там безопасней всего, и к реке ближе. Марфу посадили на стул, и Леший с Анатолием отнесли причитающую старуху на новое место – под истерический лай Шарика.
– Да привяжи ты его к чертовой матери! А то пристрелю на хрен! – заорал красный от жары и натуги Анатолий, а Семеныч насупился:
– Пристрелю… Не твоя животная. Шарик, пойдем, милай, пойдем. А то ишь – пристрелю…
Отдышавшись, Анатолий спросил, глядя на крышу своего дома:
– А что с солнечными батареями-то делать? Снимать, что ли, а? Мить, ты как думаешь?
– Я бы убрал, дядя Толя. Мало ли что. Мы снимем с Ванькой!
– Вы только поосторожней, не свалитесь. Лестница там, за домом.
Анатолий переглянулся с Мариной: вроде бы помягчел паренек-то. Собравшись за ужином – впрочем, от жары и усталости и есть-то особенно не хотелось, – в который раз обсуждали порядок действий: кто за что отвечает, кто куда бежит и кто кого слушается. Диспозицию распланировал Анатолий – он был главным, и все это понимали. Потом Марина, оглядев всех «бойцов», сказала: