– Тебе что винтовка, что коромысло, Гордеич. Остаешься на хозяйстве!
Этот самый заместитель носил комичную, на мой непритязательный взгляд, фамилию Первак – ну хоть не Первач, спасибо должен говорить и за это. Был он высок, статен, самую малость полноват и весьма смахивал на персонажа дореволюционного синематографа – встречались там такие герои-любовники, которым, в порыве страсти заламывая руки, падала в объятия Вера Холодная. Он единственный был при параде – то есть в военной форме, перетянутый портупеей, с положенными по должности тремя шпалами в малиновых петлицах, и выглядел истинным воином-защитником. Поэтому слова начальника отдела о его сомнительной боевой готовности резко диссонировали с мужественным обликом.
Я б взорвался фейерверком от такого пренебрежения своими боевыми достоинствами и разбился бы в лепешку, чтобы доказать обратное. Но по Перваку было видно, что воробей он стреляный, в бой не рвущийся, и оставаться на хозяйстве его устраивало гораздо больше, чем лезть под пули. Поэтому он только кивнул:
– Не волнуйся, Максимильян Данилович. Не подведу.
Впрочем, под пули лезть никто зазря не собирался. Раскатов утверждал, что знает этот хутор и подходы к нему как свои пять пальцев. А также хорошо знает нрав бандитов. Пока мы доберемся до цели, они там перепьются, уверенные в своей недосягаемости для органов охраны завоеваний революции. И тогда можно брать их тепленькими.
Полдороги мы проехали на видавшем виде грузовичке непонятной марки, принадлежащем отделу милиции. И вот теперь топаем между болот, ельников и березок. И с каждым шагом наш удалой настрой нравился мне все меньше.
Лезть с настырными советами к начальству я не собирался. Поскольку сам тут даже не без году неделя, а без суток час.
Банда Шустова была главной головной болью не только уезда, но и всей области. Сам Атаман был из тех неисправимых сволочей, которые твердо решили свою жизнь посвятить тому, чтобы испортить жизнь другим, в нашем случае – ненавистным ему советским людям. Бывший царский прапорщик гражданского призыва, отмеченный боевыми наградами еще за Мировую войну, он отчаянно воевал с советской властью и прославился удивительными даже для белой сволочи зверствами в отношении тех, кого он считал бунтующим быдлом и кого у нас принято называть народом. Где он только не отметился после Гражданской войны. И в Средней Азии побывал, с басмачами обнимался и ужас сеял среди мирных дехкан и представителей советской власти. И в Тамбовском восстании поучаствовал – жалко, наша дивизия его не повстречала, тогда волки давно бы его косточки обглодали. В позапрошлом году засветился в крестьянских волнениях в Поволжье и отметился там привычным кровавым следом. В общем, наш пострел везде поспел. А чуть больше года назад принесло его в эти края. И он уже успел снова прославиться жестокими убийствами. Взял кассу в Семиречном районе. Устраивал налеты на колхозы и сельсоветы. Запугивал людей. Вылезал на свет божий, кусал ядовитыми зубами и, как кикимора, скрывался в болотах и лесах.
Кстати, Углеградск Шустову вовсе не чужой. В Гражданскую войну наводил здесь шорох в составе казачьего карательного отряда, оставившего о себе страшную память.
Чего он хотел достичь сейчас? Для свержения большевиков сабель у него маловато. Тогда что? Хотя это неважно. Узнаем, когда поймаем.
В общем, противник у нас был серьезный. А шли мы расслабленно. О чем я все же высказался начальнику – мол, по науке нужно боевое охранение, проработанные сигналы оповещения и прочие премудрости. И вообще движемся слишком быстро.
– Не умничай, – отмахнулся Раскатов, положив ладонь на деревянную кобуру с «маузером». – По твоей военной науке за неделю не доползем. У нас все проще. Бросок, атака, результат!
Дорога петляла, сужаясь в тропинку, пропадая вообще и возникая вновь. Чаща становилась все гуще, кустарник все плотнее. А настроение – все тревожнее. И сжимал я карабин все крепче.
И как всегда в таких походах, долбила одна мысль – лишь бы не нарваться на противника не вовремя. Могли столкнуться лоб в лоб, тогда не вовремя будет для обеих сторон. Но самое страшное – это засада. Это уже крайне не вовремя, и именно для нашей стороны.
Сколько лесов и болот мною пройдено, в скольких засадах ждал врага, а сколько засад вскрыл. Тут просто навыков и опыта недостаточно. Тут чутье нужно. Вот и напрягал я его. И это чутье сигнализировало, что вылазка наша чреватая и дурацкая.
Совсем узкая тропа, почти исчезнувшая, вдруг стала расширяться и запетляла в сгустившемся лесу.
– Уф, – притормаживая, вытер вспотевший лоб Раскатов. – До цели рукой подать. Там рассредоточимся. Вперед!