Пролог
Для тебя я мог бы притвориться,
Что счастлив, даже когда мне грустно.
Для тебя я мог бы притвориться,
Что я силён, даже если я ранен.
Я хочу, чтобы любовь была совершенной, какой она бывает в идеале.
Я хочу, чтобы все мои слабости можно было бы скрыть.
Я вырастил цветок, который не может расцвести в мечте,
Которая не может сбыться.
Бывают такие люди, с которыми ты вместе чуть ли не с рождения. Куда бы ты не пошла, они всегда там. Это злой рок, насмешка судьбы или отвратительное чувство юмора Бога, кто знает? Уж точно не я.
Я стала той, с кем произошло подобное. У меня есть человек, преследующий с яслей. Мы жили в городе, где были три военные части: лётная, танковая и войск гражданской обороны. Поэтому здесь много семей военных, которые приезжают, живут здесь какое-то время и уезжают, получая новое распределение. Кроме этого, конечно, в городе есть металлургический и оружейный заводы. Население не маленькое, но и не большое. Около шестисот тысяч человек, но всё равно ты кого-нибудь через общих знакомых знаешь или с кем-нибудь познакомишься.
Хоть тебя окружают много знакомых людей, здесь всё равно чувствуешь себя одинокой, как и в Москве или Петербурге. Мне кажется, что одиночество не зависит от количества знакомых людей в толпе. Это внутренняя проблема каждого.
Но вы, я уверена, скажите, почему ты не рада, что рядом с тобой есть человек, которого ты знаешь с момента, когда вы только начали ходить и учились разговаривать? А я отвечу, что он, вроде бы, рядом, но и очень далёк от меня. Я испытываю к нему чувства, но он не замечает их.
В этом сложно признаться даже самой себе, стоя перед зеркалом, но я признаюсь, держа в руке косметичку, слыша громкую музыку, доносящуюся из зала ночного клуба, ощущая дрожь в пальцах.
— Маша, ты любишь Артёма, но он тебя нет.
Эта фраза остаётся болезненной, но она привычная до тошноты.
— Маша, ты любишь Артёма, но он тебя нет.
Эти слова остаются правдой, даже если мне не хочется, чтобы они были ею.
— Маша, ты любишь Артёма, но он встречается с твоей сестрой.
Это ужасно звучит, правда? Но и эти слова до боли привычны. Он встречался с моей лучшей подругой в девятом классе, с моей соседкой тоже в девятом, целовал у меня на глазах нашу одноклассницу Алёну в десятом на новогодней дискотеке в актовом зале школы, в одиннадцатом он уже был с Галей, Олей, Сашей, Надей… Все они были девочками из параллельных классов и на год младше. Со всеми я раньше общалась и продолжала это делать вовремя их отношений и после разрывов успокаивала девочек у себя в комнате.
Мы вместе поступили в МГУ на один и тот же факультет журналистики, выбрав одно и тоже направление, даже подавали документы вместе, сдавали экзамены, сидя рядом, и жили, чёрт возьми, две недели у его тёти в одной квартире в Москве. И там он познакомился сначала с одной соседской девчонкой, флиртуя с ней на моих глазах, потом с другой в университете, когда вывесили списки поступивших, после была моя первая знакомая, получается, общая…
Их было слишком много. Они были нам обоим знакомы и, если честно, со школы я уже привыкла.
Вы скажите, что он мерзавец, бабник… В чём-то вы правы, но, звучит, с моей стороны, как оправдание, он не был мерзавцем. Бабником — возможно. Однако девочкам он не изменял, отношения не складывались, а, может, не было искренних чувств с его стороны или им двигал лишь интерес к отношениям. Я не знаю, но он был очень добрым ко всем, терпеливым, сдержанным, интересным человеком, уверенным в себе.
Он не был моим близким другом, но я думала, что он моя родственная душа. Мне хотелось так думать.
Так получилось, что мы учились в одной группе, потом вернулись вместе в родной город и устроились в редакцию местного журнала. Зарплата небольшая, работа достаточно тяжёлая. Сидеть на месте, как в фильмах, нам приходилось редко. Ездили по заводам, в районы нашей области, делали репортажи, дежурили ночами, ожидая происшествий, если они случались, ехали на место.
Тогда мы уже отработали первые полгода, мне казалось, что мы ещё сильнее сблизились, и иногда я ловила на себе его взгляды, в которых, как я уже поняла, мне виделось нечто большее, чем это было на самом деле. Была морозная февральская ночь, я только что приехала с фотографом из пригорода, где произошла авария, в которой сбили ребёнка. Пошла на кухню, чтобы выпить кружку горячего кофе, попутно снимая со своей шеи вязанный шарф, и замерла у входа, не ожидая там увидеть Артёма и Марину Николаевну — человек, которого я любила, и журналистка, которая была нашей начальницей — она была на столешнице, он стоял между её ног, спустив джинсы и бельё, её пальцы впивались в его плечи, а его ладонь закрывала ей рот.