— Экая ты стала…
— Женя! — рявкнула Саша в трубку, теряя терпение.
— Ладно-ладно. Я маме твоей позвонил. Домой. У вас старый номер. Наврал, что я твой одногруппник и телефон твой потерял, в городе проездом и очень хочу повидаться, — Женя сделал паузу, а потом добавил: — В общем, я и наврал только про одногруппника…
— Ты в городе? — спросила Саша, понимая, что перед глазами у нее все плывет.
— Да.
Девушка залезла в шкафчик и достала с верхней полки заначенную пачку сигарет, вынула одну, открыла окно, впуская морозный воздух, и прикурила.
— Я квартиру приехал продавать, — продолжал говорить Женя, пока Нестерова жадно всасывала дым.
Курить казалось проще, чем дышать.
— Ну… поздравляю тебя.
— Саш…
— Что?
— Я вру. Ничего я не хочу продавать. Вернее, хотел, но потом решил, что не буду. Я переехал. Насовсем.
Саша застыла, не замечая, как пепел упал на подоконник.
— Переехал? Насовсем? — повторила она Женины слова, не веря своим ушам. — Серьезно? А как же все твои друзья? И твоя любимая отмазка: я не могу жить в этом городе, слишком я забайкальский.
— Друзья переженились. У всех своя жизнь…
— А ты? Не женился?
— Нет. Как-то не сложилось, — признался Сергеев со вселенской тоской в голосе.
— Я, наверное, должна по этому поводу опечалиться, но никак не могу, — не без желчи выдавила Саша.
— Сашенька…
Нестерова прикрыла глаза, ненавидя свое сердце за то, как оно сжалось, услышав, как Сергеев зовет ее ласковым именем.
— Санёчек, я к тебе приехал. Я хочу быть с тобой.
— Ты рехнулся, Сергеев? — бесцветным голосом спросила Саша.
Она бы все на свете отдала, чтобы услышать эти слова десять лет назад. Но сейчас они звучали как глупая жестокая шутка.
— Я знаю, что это безумно звучит…
— Безумно? — завелась Сашка, — Да это верх дебилизма. Ты полагаешь, что можешь вот так просто позвонить мне через десять лет и сказать: хей, я приехал к тебе, отворяй ворота.
— Сашенька, миленькая моя… — перебил Женя.
— Хрена с два, Сергеев. Миленький ты мой, — пылила Нестерова, затушив в раковине первую сигарету и прикуривая дрожащими пальцами вторую. — Можешь продавать свою долбанную квартиру и катиться обратно в свою долбанную Читу, к своим долбанным друзьям. Или ко всем чертям. Не смей мне звонить. И матери моей тоже. Имей совесть, в конце концов.
Сашка сбросила звонок, кинув трубку на стол. Она дрожала, жадно прижимая сигарету к губам, толком не понимая, что сейчас произошло. Ее отвлёк робкий стук в дверь.
— Саш, можно? — спросил Дима, заглядывая на кухню.
Девушка не ответила, лишь до боли закусила губу, снова затягиваясь.
— Что случилось? — Токарев решил войти, понимая, что вряд ли дождется разрешения. — Саш, ты меня пугаешь.
— Все… все в порядке, — борясь одновременно с тремором и заиканием, соврала Нестерова.
— Какой к херам порядок, — тихо рассвирепел Дима, выдирая у нее из рук сигарету, выкидывая в окно, которое тут же закрыл. — Ты побелела, едва трубку сняла. Кто звонил?
— Никто.
— Саша! — он схватил девушку за плечи и слегка встряхнул, но тут же крепко прижал к себе, почувствовав ее дрожь. — Господи, родная, да что случилось? Кто-то умер? Скажи мне. Пожалуйста, Саш, это же я…
Нестерова подняла на него глаза, чувствуя себя еще хуже. Разговор с Женей буквально взорвал ей мозг. Девушка едва ли осознавала то, что они с Сергеевым сказали друг другу, и присутствие Димы сейчас еще сильнее все запутывало. Она вроде и понимала, что должна объясниться с ним, успокоить. Но каким образом это сделать, если саму ее буквально наизнанку выворачивало от эмоций? Саша прибывала на грани панической атаки, и даже родные теплые объятия Токарева не могли привести ее в чувства. Поэтому Нестерова тихо проговорила:
— Никто не умер, Дим. Просто сейчас мне нужно побыть одной.
— Черта с два, — помотал головой Токарев, игнорируя попытки девушки освободиться от его рук. — Саш, давай я сгоняю за роллами, ты пока перебесишься, а потом мы поедим и поговорим.
— Нет, — заскулила Сашка. — Пожалуйста, уйди сейчас.
— Серьезно? Хочешь, чтобы я ушел?
Он отпустил ее, сделал шаг назад.
— Да. Езжай домой, Дим.
— Окей.
Токарев развернулся и вышел из кухни. Сашка прикусила костяшки пальцев, чтобы не позвать его назад, и лишь когда хлопнула входная дверь, позволила себе тихо завыть от безмолвных рыданий. У нее даже не было сил, чтобы заплакать. Не было слез, потому что тогда на вокзале, десять лет назад, она выплакала все.