– Вам нужно вернуться к вашему стражу, мисс Крэнфорд, – посоветовал он. – В противном случае он может что-то заподозрить. Пожалуйста, не волнуйтесь о Веласкесе. Я довольно-таки уверен, что смогу приглядеть за вашей картиной. Видите ли, я и мой друг, так случилось, являемся коллекционерами картин. И мы естественно заинтересованы в безопасности Веласкеса.
Он протянул руку.
– Я чувствую, мы встретимся вновь, мисс Крэнфорд, – улыбаясь, произнес он.
Они пожали друг другу руки.
– Я так рада, что выбросила записку вам, – сказала она, улыбаясь. – Теперь-то я чувствую себя в большей безопасности. До свидания.
Алонзо смотрел, как она перешла улицу и присоединилась к группе людей, стоявших у машины. Сайрус К. Леггит, держа шляпу в руках, проводил взглядом отъехавший автомобиль и подошел к Алонзо, улыбаясь довольно-таки уныло.
– Ну и работенка, – сказал он, когда они направлялись к месту, где стоял их мотоцикл. – Во всяком случае, мне удалось убедить их в том, что я ошибся и что их машина по модели и окраске похожа на мою.
Он машинально жевал резинку.
– Послушайте, Мак, – продолжал он, – вы знаете, кто были эти два парня – высокий, худой и коротышка, который стоял рядом? Вы не знаете? Я считаю, что это – два самых крупных перекупщика краденых картин, которые сейчас находятся на свободе. Что они делают здесь в этом районе Вселенной, я не знаю, но могу сделать парочку предположений, что это связано с картиной Веласкеса, которая хранится в Крэнфорде. Этих обезьян зовут Ларри Сингл и Диппи Суэрман. Практически каждая картина, украденная в Америке, поступает к ним для реализации. Думаю, у Ларри Сингла сейчас каникулы до тех пор, пока не утихнет это маленькое дельце, связанное с Рембрандтом, который исчез из Нью-Йоркского музея. На мгновение мне показалось, что они узнали меня, но они не узнали. Чертовски смешно – мир такой маленький, не правда ли?
Алонзо не ответил. Он глубоко задумался и, пока они на мотоцикле возвращались к перекрестку дорог, мысленно прокручивал происшедшее.
Вручив мотоцикл законному владельцу и щедро вознаградив его, они отправились в длинный обратный путь в гостиницу Крэнфорда. Мистер Леггит, посмотрев на аккуратно подстриженные брови Алонзо, пришел к заключению, что молчание – это достоинство, и молча продолжал жевать резинку.
Все изменилось только после ужина, когда Алонзо разразился громким хохотом. Леггит, любовавшийся мерцающим в окне простым лунным светом, в изумлении обернулся.
– Послушайте, – усмехнулся он, – я думал, что вы онемели. Что вас осенило?
– Леггит, – ответил Алонзо, – у меня есть идея, как провернуть это дело с Веласкесом. Хоть раз нужно же быть на стороне закона и порядка. Скажите, что вы по этому поводу думаете?
Он объяснил свой план и через несколько минут два крестьянина, проходивших мимо гостиницы, с удивлением уставились на извивающегося от хохота, стоявшего у окна Леггита.
– Ну, Мак, – с восхищением выдохнул он, вытирая бегущие по щекам слезы. – Я всегда думал, что у вас есть мозги. Но у вас их очень много! Вам не повезло только в одном. Вам следовало бы быть американцем!
Два дня спустя в полночь темная тень пересекла лужайку с тыльной стороны поместья Крэнфорд и, подойдя к боковому входу в дом, начала возиться с замком. Затем осторожно оглянувшись по сторонам, тень (а это был мистер Алонзо Мактавиш) тихо вошла в дом и закрыла за собой дверь.
Войдя внутрь, Алонзо тихо поднялся на второй этаж. Увидев полоску света из-под одной из дверей, он прислушался и узнал голос Стина, который что-то говорил приглушенным голосом. Затем в беседу вступили другие голоса, которые, как предположил Алонзо, принадлежали Синглу и Суэрману.
Затем он беззвучно прошел по коридору и свернул в узкий проход, который вел в картинную галерею. Он вошел в правое крыло галереи и, найдя стул, тихо уселся на нем в темноте.
И только тогда, когда часы пробили двенадцать тридцать, Алонзо стал делать так, чтобы его услышали. Сначала он тихо подвигал стул по полу, затем – чуть громче и, наконец, с грохотом уронил его на пол.
Через мгновение в галерее вспыхнул свет и Алонзо, изображая удивление, обернулся и увидел Стина, Сингла и Суэрмана. У Сингла в руке был направленный на Алонзо револьвер. Когда он узнал Мактавиша, то даже присвистнул.
– Так вот в чем заключается игра, – прорычал он. Он обернулся к своим компаньонам. – Этот приятель был с тем парнем, который задержал на днях нашу машину, – сказал он. – Вы что, не видите, что они затеяли? Они охотятся за Веласкесом! Послушай, ты попал не в ту часть галереи, поганец, – ухмыльнулся он, – а завтра ты попадешь не в ту часть тюремной камеры.
– Неужто? – с приятной улыбкой поинтересовался Алонзо. – Не вы ли отправите меня туда, Ларри Сингл, или ваш приятель Суэрман, или даже наш уважаемый хозяин Стин!
При упоминании своего имени Синл уставился на Алонзо.
– Послушай, ты что затеял? – спросил он.
– Все очень просто, – ответил Алонзо. – Я все знаю о вашем небольшом плане относительно Веласкеса. Мистер Стин, – он иронически поклонился, – продает вам Веласкеса, как опекун мисс Крэнфорд, за номинальную цену, ну, скажем, 5000 фунтов. Вы перепродаете эту картину в Америке за ее цену, которая приблизительно раз в шесть больше, и делите разницу. Чрезвычайно умно. Ну, а дело в том, что если я не буду участвовать в этой сделке, то все нарушу. Я очень подозреваю, что нью-йоркская полиция хотела бы знать о вашем местопребывании, Сингл, а адвокат мисс Крэнфорд хотел бы узнать некоторые интересные вещи о вашей деятельности, Стин. Ну и что я буду иметь?
Через пятнадцать минут Алонзо покинул имение с тремя тысячами в английской й американской валюте в кармане и удовлетворенной улыбкой на лице.
А в картинной галерее, там, где он их оставил, Стин, Сингл и Суэрман обсуждали ситуацию.
– О, это все к лучшему, – произнес Сингл с идиотским видом. – Единственно, что мы могли сделать, так это купить его, или бы он все испортил. Послушайте, давайте поговорим завтра утром, я устал и…
Он резко остановился, так как в галерее появился взлохмаченный слуга.
– Мистер Стин, сэр, – произнес он тяжело дыша, – Веласкес.
– Что с ним? – вскрикнул Стин.
– Он пропал, сэр, – ответил человек. – Я минуту назад был в другом крыле галереи. Рама пуста, а картина пропала!
Сингл подпрыгнул на стуле так, как будто в него выстрелили.
– Черт бы его побрал! – воскликнул он. – Вы что, не видите, что нас надули? Пока мы сидели тут, разговаривая с этим парнем, его кореши вырезали в том крыле картину. О, черт!
В гостинице Крэнфорда, сидя за письменным столом Мактавиш перечитывал письмо, которое он только что написал. Сайрус К.Леггит широко заулыбался, когда заглянув через плечо Алонзо, прочел:
«Дорогая мисс Крэнфорд, Веласкес находится на пути в Лондон и со мной он будет в полной безопасности до тех пор, пока вы не станете совершеннолетней и не попросите его вернуть. Если вы хотите, чтобы я его продал, то сообщите мне и я организую это за обычное вознаграждение в десять процентов от продажной цены. Любезно прошу вас передать привет вашему уважаемому опекуну.
Искренне ваш, Алонзо Мактавиш».
Мистер Леггит вздохнул.
– Послушайте, Мак, – произнес он, – как вы думаете, она пригласит нас на чашечку чая?
Алонзо поправил монокль.
– Абсолютно уверен, что да, Сайрус, – заверил он. – Но вы не примете ее приглашения. Знаете, третий лишний!
ПРОПАВШИЙ РЕМБРАНДТ
Алонзо Мактавиш считал, что Париж определенно оказывал какое-то воздействие на глаза. Казалось, что у большинства обывателей этого веселого города на носу сидят розовые очки. В Париже все казалось лучшим. И он удивлялся, почему. Вероятно, если бы он был честным сам с собой, он бы понял, что это заключение он сделал потому, что хотел по его мнению, чтобы здесь все было лучше, и потому, что, окружавший воздух был насыщен романтическими приключениями, а мистер Мактавиш, я совсем забыл сказать вам об этом, в душе был некем иным, как романтиком.