Отец устроился работать в «Метрострой», тянул под Москвой новые линии метро, мы с Анькой пошли в школу, а мама осталась на хозяйстве. Круг ее общения ограничивался продавщицами ближайшего гастронома, где она покупала продукты, да сидящими по вечерам на скамейке у подъезда соседками, а потому она никак не могла отвыкнуть от украинского произношения и разговаривала на какой-то странной смеси русского с хохлацким, чем порой очень огорчала своих московских товарок.
— Дивчата, там у овощном, сказалы, цыбулю дають, вам нэ надо? — спрашивала она, проходя мимо скамейки в магазин.
— Не надо, — отмахивались те, а, видя ее несущей обратно полную авоську лука, обижались.
— Ну что же ты не сказала нам, что идёшь за луком? — сердились они. — Мы бы тоже сбегали.
— Так я ж вам казала, — недоумевала мама, — шо там цыбулю дають…
Мы с сестрой хоть и «гэкали», как Тарас Бульба, но все же перешли на русский язык довольно быстро, а отец разговаривал по-московски и раньше.
…Когда я уже доедал борщ, хлопнула входная дверь и вернулся с работы отец.
— Па! А я сегодня олений бой видел! — не удержавшись, крикнул я в коридор. — Знаешь, как интересно!..
— Кого-кого? — переспросил, входя на кухню, отец.
— Олений бой! — повторил я. — Знаешь, как они рогами уперлись друг в друга — аж на дыбы встали!
— Ты что? — не понял отец. — В зоопарк, что ли, ходил?
— Якый там зоопарк! — появилась в дверях мама. — Ты он иды на його штаны подывысь, ото зоопарк настоящый! Я вже нэ знаю, куды мэни латкы прышывать!
— А что такое?
— Та ото жукив свойих наблюдав, лазыв по зэмли на коленях…
— Каких жуков? Ты ж говорил — оленей? — повернулся он ко мне.
— Так это и есть жуки такие, оленями называются. У них рога — как у настоящих оленей.
— Так это ты об их рога штаны порвал? — усмехнулся он.
— Да нет! Штаны я порвал, когда учился на велосипеде кататься! А жуков мы уже потом смотрели, в траве.
— Ну и научился-то ездить? Или как?..
— Научился! Я уже по всему двору прокатился. Только еще останавливаться не умею.
— И что же ты делаешь в конце поездки?
— Падаю…
— Оригинальный способ торможения.
— Особенно для штанив, — поддакнула мама. — Ты хоть йому колени зилёнкой помаж, а то мэни вин нэ дасть, — и она, убрав мою посуду, принялась накрывать стол для отца…
Глава четвертая
ЛЕТО
…И был день второй, а за ним день третий и четвертый, и было много других, вытянувшихся в золотистую нить солнечного луча дней, живительных в своей энергетической сущности и прекрасных, как многоцветная радуга. И, как радуга свои цвета, каждый день открывал мне какое-нибудь маленькое чудо, которое, соединяясь с открытым вчера, потрясало мое воображение неохватностью окружающего меня волшебного мира.
Я — начинал видеть…
…Недалеко от нашего дома, в тени медовых, неохватных от древности лип находилась цепочка старинных обмелевших прудиков с зеленой водой и камышами, и долгие летние дни мы с моим новым другом проводили теперь на их прохладных берегах, выпачкиваясь тиной и промачивая в воде оскальзывающиеся ноги. Мы шли туда короткими проходными дворами, я катил в руках свой велосипед, а Вовка рассказывал разные истории о справедливейшем и занимательнейшем из существующих вокруг нас миров, над которыми человек неизвестно по какому праву возомнил себя не более и не менее как единственным и полновластным царем!
Не знаю, водилась ли в прудах рыба (мы, во всяком случае, ни разу не видели, чтоб кто-нибудь из простаивавших там целые дни с удочками рыболовов выловил хотя бы малюсенького пескаря), но всякой другой живности, которую люди в большинстве своем относят к разряду неполезной за то, что ее нельзя использовать в пищу, и в прудах, и на их берегах оказалось в изобилии. И снова я, как строчки волшебных стихотворений, повторял за своим другом сочные, сказочные имена неведомых мне (да и, уверен, большинству из гуляющих поблизости взрослых) обитателей прибрежного и водного царств, а также их многочисленных заграничных родственников.