— Доброе утро, — голос хриплый и грубый, как лист наждачной бумаги. Девушка вздрагивает, порывисто оборачивается, а потом вновь возвращается к готовке.
— Доброе, — её голос как-то резко изменился, потерял весь свой свет и тепло, что были до этого. Хеймитч делает пару шагов, рассматривая ровную спину Эффи.
Эффи? Как он оказался у неё? Он же… Да нет, он не мог. Воспоминания о вчерашнем дне врываются ярким потоком, вызывая недоумение.
— Как я у тебя оказался?
— Не знаю. Пришел пьяный, что-то бормотал, предлагал выпить, — Тринкет пожимает плечами, оборачиваясь к нему. — Меньше нужно пить, Хеймитч.
Эбернети пытается поймать её взгляд, но она вновь отворачивается. Странно, но раньше она всегда смотрела ему в глаза. А сейчас… Неужели боится? Но чего?
— Садись завтракать, — он вздрагивает, когда слышит её голос. Слишком грустный, будто сожалеющий о чём-то.
Трапеза проходит в напряженном молчании. Эффи упорно игнорировала пристальные взгляды Хеймитча, не поднимая голову от тарелки, а Хеймитч прожигал её взглядом, почти не притронувшись к еде.
— Где моя рубашка?
— В спальне посмотри, — он идет в комнату, а Эффи убирает со стола, старательно сдерживая рвущиеся наружу слезы. И почему он пришел именно к ней? Он ведь сам бросил её тогда, сказал, что «больше никогда не вернется к такой стерве, как она». Не сдержал своего обещания.
— Эффи…
— Всё нормально, Хеймитч. Ничего не было вчера, можешь не переживать. Приехал и приехал, ну и что с этого-то? Всё хорошо, правда, — говорит быстро, срывающимся голос, вытирая слёзы, медленно бегущие по щекам.
— Послушай, я не…
— Ты уйдешь? — спрашивает быстрее, чем успевает даже подумать об этом. И кто её за язык тянул?
— Никогда, — тихий шепот на ухо, крепкие руки, уверенно обнимающие за талию, нежный поцелуй в шею.
Эффи плачет, старательно вытирая медленно бегущие по щекам слезы, а Хеймитч улыбается, зная, что теперь точно сдержит свое обещание.
========== 23. Ты красивая. ==========
Мелькающие за окном деревья, высокие фонари, светящие тусклым желтым светом, луна, только начинавшая подниматься над ночным Панемом, слились в одно сплошное темное пятно, нагоняющее тоску. Поезд мчится в Капитолий быстро, не останавливается. Всё это уже стало слишком знакомым, каким-то родным, вызывая в душе чувство странного, немного пугающего спокойствия. Во всём виноват алкоголь, Эффи точно уверена.
Слезы, холодные, поблескивающие в свете редких уличных фонарей, установленных вдоль железной дороги, прокладывают дорожки по щекам, скатываются на дорогое капитолийское платье, какого-то непонятного оттенка, иногда падают на голые коленки, выглядывающие из-под подола этого самого платья. Парик, который почти сросся с головой, сейчас лежит рядом, готовый вот-вот упасть.
Рваное дыхание, граничащее с тихими всхлипами, нарушает иллюзию тишины. Эффи трясущейся рукой тянется к наполовину полной бутылке дорого, отменного столичного коньяка, наливая себе немного в стакан. Выпивает залпом, морщится, смахивая вновь подступившие слезы. Если она так и продолжит пить, то скоро станет похожей на Хеймитча.
— И что ты тут делаешь? — голос у Эбернети усталый, тихий, очень хриплый, неприятно режет слух. — Тринкет? — ментор Двенадцатого подходит к ней, присаживаясь рядом. Бросает беглый взгляд на открытую бутылку его любимого, Эффи в этом не сомневается, напитка, на бокал, который девушка держит дрожащей рукой, а потом смотрит на её лицо, на котором нет ни грамма косметики.
— Ничего, — язык почти не заплетается, так кажется самой Эффи, а вздохи начинают постепенно переходить во всхлипы, норовя перерасти в настоящую истерику. Уже не первую за этот вечер. Эбернети лишь пожимает плечами, переводя взгляд на проносящийся мимо пейзаж.
Они молчат. Эффи продолжает наливать себе напиток, держась из последних сил, чтобы не разреветься тут, а Эбернети продолжает смотреть в окно, изредка поглядывая на неё саму.
— Хватит, — он хватает её руку, когда она в очередной раз тянется к почти пустой бутылке. — Алкоголем тут никак не поможешь, — его голос тихий, к удивлению Эффи спокойный.
— Но…
— Я тоже не в восторге от всего происходящего, принцесса, — он начинает мягко и успокаивающе поглаживать её ладонь, опустив голову. — Я не хочу быть ментором. Опять. Но ведь ничего другого мне не остается, ничего другого я не могу сделать, — он поднимает голову, заглядывает ей в глаза, громко вздыхая. Протяжно так, обреченно.
— Но…
— Тебе придется быть их сопровождающей, — тихо, будто извиняется за что-то. Эффи лишь кивает, смаргивая уже такие привычные слезы.
Молчание, повисшее в столовой, укрывает с головой, неприятно давит, раздражает. Слезы высохли, истерика закончилась, так и не успев начаться в очередной раз, а в голову закралось осознание, тупая констатация факта — она должна сопроводить своих победителей на Третью Квартальную Бойню.
Эффи поворачивает голову, смотрит на Хеймитча, который сидит рядом, держит её ладонь, опустив голову. Он выглядит невозмутимым, чересчур спокойным, но Эффи знает, что внутри у него бушует настоящий ураган из самых разных чувств. Знает, но ничего ему не скажет. Эбернети поднимает голову, смотрит ей в глаза, слабо улыбается.
— Ты… красивая, — запинается, будто выдавливает из себя эти слова. Тринкет слабо, еле заметно улыбается. — Вот только алкоголь тебе совсем не идет, — он ухмыляется, склоняя голову немного на левую сторону, щурит серые глаза. И Эффи полностью с ним согласна.
========== 24. Я тебя не укушу. ==========
Мне сегодня совсем не везет. Опоздание на работу, крики шефа, раздающиеся, кажется, на весь этаж, куча бумаг, которые я в наказание должна была просмотреть, а ещё ливень, не прекращающийся с самого утра. И именно не летний прохладный дождик, который обычно приносит хоть какое-то облегчение в жаркие дни, а самый настоящий ливень с грозами, низко плывущими почти черными облаками и молниями. Тут даже никакой зонтик не спасет.
Бросаю взгляд на наручные часы, громко вздыхая. Время уже позднее, такси вряд ли приедет по такой погоде, а ехать в общественном транспорте мне совсем не хочется. Придется, видимо, идти пешком. Выхожу из здания, передергивая плечами от холода. Тучи медленно плывут по небу, но дождя уже нет, что не может не радовать. Теперь бы дойти ещё до уютной квартирки и уснуть крепким сном. Да вот только эта грязная дождевая вода нарушает мои планы. Путь домой будет не таким простым, как я предполагала.
— Тринкет! — поворачиваю голову направо, откуда меня только что позвали. — Тринкет, иди сюда! — голос очень знакомый, а ещё безумно раздражающий. Опускаю голову, аккуратно ступая по залитому тротуару. Какой черт дернул меня надеть высокие каблуки? Медленно ступая, я дохожу до этого мужчины. Серые глаза насмешливо смотрят на меня, а ухмылка на губах пробуждает во мне злость. Что ему нужно?
— Чего тебе, Эбернети? — мне приходится сдерживаться, чтобы не сказать этому придурку чего-то оскорбительного, ведь это будет «совсем не в твоем стиле, детка», как выразился однажды сам Хеймитч.
— Фу, Тринкет, опять грубишь, — он улыбается, засовывая руки в карманы брюк. — Я хотел тебе помочь, а ты ведешь совсем не так, как надо бы.
Помочь? Человек, которые ежедневно на работе меня поддевает, пытается вывести из себя, что иногда ему удается, сейчас хочет мне помочь? Абсурд.
— Серьезно? — убираю прядь волос со лба. — Ты хочешь мне помочь? — еле заметный кивок, а потом он указывает на свою машину. — С чего бы?
— Не всегда же мне быть плохим, — Эбернети пожимает плечами, продолжая смотреть на меня своими невозможно-прекрасными серыми глазами, которые, кажется, видят меня насквозь. Опускаю голову, рассматривая носки своих туфель. В его глаза невозможно долго смотреть.