В то же время Камилла, лежа на боку, смотрела прямо перед собой, но видела не кресло у стены рядом с туалетным столиком – всего этого не было для нее. Она улыбнулась и закрыла глаза…
…а когда открыла, увидела близко-близко его профиль.
И снова улыбнулась. Так и живет Камилла: от «закрыла глаза» до «открыла их». После вечера у Лукьяновых прошел всего день – длинный, тягучий, неинтересный, он тянулся… тянулся… Наконец встретились, свидание пронеслось слишком быстро, чтобы сказать: пора по своим норам.
Камилла приподнялась, опираясь локтями о подушку, она изучала лицо Платона, запоминая черты, хотя могла наощупь опознать его. Между «закрыла-открыла» иногда проходит много времени, а в том промежутке пустота, жизни как таковой нет, есть привычка к автоматизму. Не хотелось ей возвращаться в пустоту. Платон лежал на спине, как величественный фараон, кажется, уснул, но вдруг, не открывая глаз, спросил:
– Что смотришь? Не решаешься сказать, что хочешь уйти?
– Твоя Танька устроит тебе разнос, если задержишься.
– Уже задержался и что? Она не разговаривает со мной, ну, не будет разговаривать еще пару дней, мне уже все равно.
– А причина? Почему не разговаривает?
– Я на тебя смотрел плотоядно и согласился петь, когда именно ты меня попросила. А еще спел целых три песни сверх нормы… Но самое смешное – это не фантазия ревнивой жены, а чистейшая правда.
– Обещаю, больше не буду просить.
Внезапно он сел к ней спиной, спустив с кровати ноги, а заговорил с твердостью, какой она не слышала раньше:
– Глупости все это – посмотрел не так, сказал не так и не то, любишь не так… Я вообще не люблю ее, сегодня наконец скажу… думаю, она об этом знает. Но скажу и уйду. Собственно, уже ушел, вещи перевез сюда, наверняка она заметила, но молчит. И я молчу. Утром не стал говорить о своем решении – лишь бы не портить ей рабочий день, она же невменяемой будет, на всех кидаться начнет. За ночь как-нибудь переживет и свыкнется с мыслью, что настал конец.
И Камилла подхватилась, прижалась к его спине щекой, проговорив:
– Пожалуйста, не делай этого, ты ведь знаешь, какой начнется скандал. Ты же сам сказал – она невменяемой станет, а твоя Таня светская львица…
– Хо-хо-хо-хо! – отреагировал Платон издевательским смехом. – Какой свет? Сплошная карикатура и кривляние.
– Какой бы ни был, а шуму от него до небес, за тобой будут бегать блогеры и телевизионщики.
– Ой, Кама, кто про нас знает! Таких, как мы, в городе тысячи, средний класс никому неинтересен, ты зря…
– Не зря. Скандал сам по себе распространяется, не успеешь глазом моргнуть, а ты уже в интернете со своей проблемой.
– Плевать. Я поговорю с ними… по рабоче-крестьянски – кулаками.
– Этого только не хватало! Тебя посадят за дебош.
Зависла пауза, как капля на ветке, которая вот-вот упадет, а в капле вопрос… Он звучит часто пред расставанием, и Камилла всякий раз не готова его услышать, не готова на него ответить, лишь мысленно молила Платона: молчи. Но капля сорвалась, и вопрос, такой знакомый и такой болезненный, все же прозвучал:
– А ты? Ты со мной?
Упершись лбом в его спину, Камилле нелегко было выговаривать фразы, которые можно объединить в одно слово «нет»:
– Не заставляй меня… Я не могу уйти, не могу заплатить Костику черной неблагодарностью, миллион раз тебе говорила. Не знаю, что было бы со мной, если б не он. И с Ванькой что было бы… не знаю. Сейчас даже не хочу вспоминать то время. Константин любит его, как своего, меня терпит, другой бы на его месте… Он не виноват, что так сложилось… Мы с тобой расстались, потом снова встретились, когда ты был женат, а я замужем. Как-то глупо все получилось… неправильно…
В сущности, она сказала то, что всегда, только другими словами, отчего ее отказ прозвучал по-новому. Платон знал: настаивать бесполезно, пока бесполезно, надо терпеливо выждать время, ведь Камилла каждый раз произносит свое длинное «нет» глуше и тише, сопротивление не может быть вечным.
– Ладно, будет так, как ты хочешь, – сдался он, повернувшись к ней. – И все-таки, Кама, подумай. Возможно, мне придется уехать…
– Уехать? – напряглась она.
– Не думаю, что Таня даст мне спокойно жить, она не из тех, кто выпускает добычу из рук. В этом случае лучше уехать хотя бы на год-два.
– Куда?