— На самом деле… — он начал и сразу замолчал. Она обернулась, заглянула пытливо в лицо. — На самом деле, дети не появляются от того, что мужчина уходит.
— Мама говорила. — Она не спорила и не оправдывалась. Просто пояснила.
— Они появляются, когда мужчина приходит. И то, не всегда.
— Он приносит их с собой?
Он открыл было рот, но так и не придумал, что ответить. Сказать «и да, и нет» — она не поймет. Она не понимает полутонов и совершенно не умеет мыслить абстрактно. Только материальные вещи — рыба, глина, огонь, море…
— Нет, — он все-таки решился. — Они появляются у женщины после того, как мужчина пришел. Но не сразу, а почти через год. За это время мужчина может успеть и уйти.
— А что значит «женщины»?
— Женщина — это ты.
— Я не знала. Значит, почти через год у меня появятся дети?
Он даже не рассмеялся. Только вспомнил о маленьких детях — лет 4х или 5ти — они тоже постоянно всё спрашивают.
— Нет. Они появляются не всегда. У тебя они не появятся, даже если я уйду.
Она кивнула, показывая, что всё поняла и запомнит.
Пепел тем временем стал того жуткого темно-красного цвета, какого бывает только венозная кровь. И еще, как оказалось, остывающий пепел.
Она поднялась.
Он знал, что это значит. Пора готовиться ко сну. Она проснется на рассвете и пойдет за водой — будет перескакивать с одного скользкого камня на другой, балансировать на узких порогах, ловить момент, когда вода схлынет и приготовится ударить в скалы новой сильной волной. Потом она ловкой ящерицей взберется на мягкий известняковый уступ, до которого еще не добралось море, и несколько часов просидит на толстой ветке старого инжирового дерева, собирая в старый бидон пресную воду. Вода по капле сочится из камня и стекает в море тонкой нитью. Пока вода набирается, женщина успеет найти на дереве спелые плоды. Она наполнит один бидон, а второй, пустой, оставит на узком уступе под родником. Заберет вчерашний, и, высоко их держа, а инжир ссыпав в подол, побежит обратно в дом.
Потом разожжет очаг, поставить греться воду. Только тогда, разбуженный звоном и шорохами, он поднимется с жесткой соломенной, пряно пахнущей, циновки, и отправится к воде умываться.
На обратном пути он встретит её — со старым латанным сачком и длинным тупым гарпуном в руках — она пойдет за рыбой.
Чтобы хоть чем-то ей помочь, он будет до полудня бродить недалеко от дома и собирать хворост для очага и спелые плоды с редких деревьев лоха и инжира.
В полдень она вернется, сварит неизменную уху. Они съедят рыбу с плодами, а бульон она оставит на тлеющем очаге и ляжет спать.
Несколько раз в это время он пытался выходить на берег, но солнце мигом охватывало лоб раскаленным обручем, в глазах плясали черные точки, а легкие наполнялись вместо воздуха горячей морской солью.
Домик же, остыв за ночь, сохранял прохладу почти до вечера.
Она просыпалась, когда глиняные стены становились горячими. Наводила порядок, мела сопревшую солому, сквозь окошко в крыше доставала новую, горячую, пахшую одновременно сеном и йодом. Его подташнивало от этого запаха.
После она разжигала очаг, грела загустевший бульон и они ужинали, пока из дыма над крышей не проступали звезды…
Он провёл здесь совсем немного, но такая жизнь уже успела ему надоесть.
Впрочем жизнь успела ему надоесть много раньше.
— Ради чего ты живешь? — спросил он сегодня.
Она обернулась сразу, поглядела удивленно. И ответила нерешительно, даже спрашивая:
— Я… живу здесь… всегда…
— Нет. Ради чего ты вообще живешь?
Она только покачала головой. Он в очередной раз подивился её непонятливости.
— Зачем?
На этот раз она кивнула.
— Да. Не знаю. Я хотела бы жить в море, но мне трудно там быть, я устаю. К тому же там нельзя развести огонь. Мне не нравится сырая рыба.
Он раздраженно постучал пальцами по пустой кастрюле.
— Нет! Нет. Я спрашиваю, не почему ты живешь здесь. Я спрашиваю, почему ты вообще живешь? Тебе никогда не хотелось умереть?
— Умереть…
Она поглядела в очаг, словно надеялась, что среди мерцающей золы написан ответ. Робко произнесла:
— Рыба умирает, когда её достаешь из воды… А жуки — когда наступаешь на них. Они перестают двигаться… — Она не то спрашивала, не то просто размышляла вслух. Потом решила: — Нет, я не хочу умереть. А ты хочешь, чтобы я умерла?
— Нет, что ты!
Она замолчали.
— Знаешь…
Женщина не пошевелилась, но он знал, что она ловит каждое слово: