— Восемь минут, дяденька! — говорит веснушчатый мальчишка. — Мы проверяли по часам.
— Спасибо, ребятки.
Федор улыбается мальчишкам и снова спрашивает девушку:
— А в каком месте там платформа, на Западной?
— В конце улицы Попова, — опять бойко отвечает тот же мальчишка. — Возле «Радиотоваров».
Девушка молча улыбается и слегка прикусывает губу.
— Ну, ты, брат, прямо все знаешь, — говорит Федор мальчишке.
— А мы здесь часто катаемся, — отвечает его товарищ, более высокий и темноглазый. — Нам на мороженое дают деньги, а мы сюда ходим.
Веснушчатый сердито дергает его за рукав. Видимо, темноволосый сказал то, о чем говорить не следовало.
Подходит кабина. Она увозит всех, кто стоял впереди. Федор оказывается первым у невысокой алюминиевой вертушки.
Следующая кабина подходит через минуту.
Федор бросает в щель вертушки монету, выходит на край платформы и садится в переднюю часть кабины. Мальчишки устраиваются вместе в задней. Девушка с красивыми серыми глазами садится рядом с Федором.
Закрыв дверь, она поворачивает голову назад и спрашивает:
— Ребята, у вас все в порядке?
— Поехали, тетенька! — отзывается веснушчатый.
— Дверь заперли?
— Конечно!
— Ну, поехали!
Девушка нажимает ногой педаль. Кабина плавно трогается, заворачивает налево и с легким треском скользит над домами, над улицами. Федор — летчик. На каких только современных самолетах он не летал! Мало, наверно, таких. Федор — космонавт. Он уже летал вокруг Земли на ракете и сажал в Кара-Кумах вторую, управляемую ракету. Ту, в которой роботы. Это была тренировка. Обычная теперь уж тренировка для космонавтов. Как и о всякой тренировке, о ней ничего не писали в газетах, и имя Федора осталось таким же неизвестным, каким оно было раньше.
И несмотря на то, что Федор был в космосе, он испытывает сейчас какое-то почти детское удовольствие от того, что медленно плывет над давно знакомыми кварталами к громадному жилому массиву на Западной Поляне.
Западная Поляна — самое высокое место в Пензе. Одна только улица — узкая и крутая Лермонтовская — связывает ее со всем остальным городом. Как ни пляши, а бурного движения на Лермонтовской не устроишь — начинаются аварии. Слишком круто. Слишком узко. Особенно зимой, в гололед. Поэтому сообщение с Западной Поляной всегда было проблемой. Когда-то были очереди на остановках автобусов и маршрутных такси. Когда-то многие сотни людей шли после работы на Западную пешком — в гору, через лес.
Теперь вот построили фуникулер из самого центра города. Только решает ли это проблему?
— Сколько всего кабинок в фуникулере, вы не знаете? спрашивает Федор свою сероглазую соседку.
Он спрашивает тихо: боится, что услышат и снова ответят мальчишки.
— Шестнадцать, — говорит девушка.
«Восемнадцать минут на полный оборот, — считает в уме Федор. — По восемь человек в оба конца… Солидно выходит около пятисот человек в час…»
— И большие очереди бывают на фуникулер? — снова спрашивает Федор.
— Когда как… Обычно — быстро. Вы же видели… Иначе бы не пользовались; всем дорого время. А вы, видимо, приезжий? Откуда?
— Как сказать… — Федор пожимает плечами. — Вообще-то я пензяк… Но живу в Москве. В отпуск вот приехал… К маме.
— А я вообще москвичка, — говорит девушка. — живу вот в Пензе.
— Как же это у вас получилось?
— Папин институт перевели. Мы и переехали.
— Учитесь?
— В политехническом.
— Кем будете?
— Специализируюсь на электронике… А вы, вероятно, тоже инженер?
— Нет. Летчик.
— Гражданский?
Девушка окидывает быстрым взглядом светлый костюм Федора.
— Был когда-то гражданским. Теперь военный.
Впереди уже видны две платформы для кабинки. На одной из платформ ждут люди.
— Ну вот и приехали, — говорит девушка. — Вы, наверно, обратно поедете?
— Нет. Я поброжу тут. А потом зайду к другу.
Федор выходит на левую платформу и держит дверь, пока не выйдет девушка.
Мальчишки выскакивают сзади и, размахивая сумками, бегут прямо на правую платформу.
— Ну, мне на Ленинградскую, — говорит девушка и поворачивает направо. — Всего хорошего.
— Мне вообще-то тоже надо бы на Ленинградскую. — Федор глядит в ее прозрачные серые глаза и улыбается. — Мой друг живет там.
Федор спокойно глядит в ее глаза. Костя Ибрагимов на самом деле живет на Ленинградской. Но, даже если бы он там не жил, Федор все равно сказал бы, что он там живет.
— Тогда идемте.
Федор идет рядом с девушкой по широкой и какой-то удивительно светлой улице. Наверно, светлой от майского солнца и от белых, вольно стоящих зданий по сторонам.
Над головой шелестят листьями тополя. Совсем еще молоденькие тополя, которые, видимо, и высажены здесь года три — четыре назад, не больше.
— А вы что, живете на Ленинградской? — спрашивает Федор.
— Нет. Там живет моя подруга. Я иду к ней заниматься. У нас ведь сейчас зачеты.
— А где вы живете?
— На Кировской. Возле детской поликлиники.
— Ну, мы почти соседи! Я живу над хозяйственным магазином… Вверху, знаете?
— Вы там живете или ваша мама?
Девушка улыбается. Одна темная, густая бровь у нее поднимается выше другой, и от этого все лицо становится немного лукавым и еще более милым.
— Разумеется, мама…
Федор улыбается ей в ответ и все глядит, глядит на нее. Удивительное у нее лицо! Умное, доброе, очень серьезное и в то же время по-девичьи лукавое. Очень трудно отвести взгляд от такого лица.
— В вашем доме живет моя подруга, — говорит девушка.
— Может, я ее знаю?
— Лена Новицкая. В восьмой квартире.
— Я знаю Катю Новицкую. Мы с ней учились в одном классе… Помню — у нее была сестренка…
— Вот это и есть Лена.
Девушка останавливается возле подъезда.
— Ну вот я и пришла. Всего хорошего.
Федор глядит на дом, на подъезд. Здесь очень много одинаковых домов… Стиль той эпохи, когда их строили, как бараки, и считали, что иметь свое лицо — это слишком дорого для дома… И еще Федор был невнимателен, когда шел сюда… Но все-таки это дом Кости. И его подъезд.
— Мой друг живет в этом же подъезде, — говорит Федор. — В третьей квартире.
— И мне в третью! — говорит девушка.
— Странно!
— Почему — странно?
— Вы, кажется, говорили о подруге…
— Да.
— Тогда — до свидания… Я зайду к своему другу завтра.
Неожиданная и очень грустная догадка мелькает в голове Федора. Ведь Костя живет в этой квартире один. Ведь квартира — однокомнатная. Он уже поворачивается и хочет уйти. Но требовательный, звонкий голос девушки останавливает его:
— Подождите! Подождите!
Федор снова поворачивается к ней и ожидающе смотрит в ее прозрачные, такие красивые серые глаза. Он уже догадывается, кто имеет право целовать эти глаза…
У девушки пылают щеки. Видно, она поняла, что он догадался.
— Я жду…
— Как зовут вашего друга?
— Костя Ибрагимов.
— Я иду к его жене. Мы вместе учимся… Так что вам незачем откладывать свой визит до завтра.
— Он женился? А я не знал…
Улыбка расползается по лицу Федора. Он понимает, что улыбка выдает его. Он хочет согнать ее с лица. Но улыбка, как назло, не уходит.
— Нам определенно везет на общих знакомых, — улыбаясь, говорит девушка. — В Москве такое бывало редко. А здесь — часто… Никак не привыкну.
— Ну, раз уж у нас столько общих знакомых… — Федор разводит руки. — Нам бы не мешало тоже познакомиться… Федор.
— Ася. Ну, идемте?
Она решительно входит в подъезд и нажимает кнопку звонка возле третьей квартиры.
— А вы уверены, что нам обоим это на самом деле нужно?
Асины глаза строго и требовательно глядят в лицо Федора. Сейчас, вечером, они кажутся темными и какими-то очень глубокими.
— Уверен.
Ася отступает в сторону, и они снова идут по набережной Суры, залитой голубоватым сиянием светильников.
2
— Ведь мы знакомы всего десять дней… — задумчиво говорит Ася.