Игнат больше не целует и не смотрит на меня. Медленно отстраняется и, ссутулившись, садится на самый край дивана. Я всё ещё лежу на спине, на моём животе его сперма, а мои ноги бесстыже разведены в стороны. Сжимаю бёдра, скрещиваю руки на груди. Не могу отдышаться, жадно заглатывая воздух. Хочу протянуть руку, сжать плечо парня, но не решаюсь. Мы оба молчим, а атмосфера между нами пропитана упрёками и нерешёнными проблемами. Секс ничего не меняет. Никогда! Он может быть временным перемирием, но никогда не приведёт к истине. Потому что истина рождается в споре.
Я первая выхожу из ступора. Вытираю живот своей же блузкой и ухожу в спальню. Оттуда прохожу в ванную комнату, включаю воду в душевой и швыряю блузку на пол. К чёрту её! Она всего лишь часть моей спецодежды. А теперь у меня нет работы, поэтому и блузка больше не нужна.
Встаю под тёплые струи воды, с блаженством прикрываю глаза, ощущая, как душ смывает смятение и усталость. Через короткое мгновение на мои плечи ложатся руки и, немного сдвинув меня вперёд, Игнат встаёт за спиной. Прижимается всем телом, уткнувшись лбом в моё плечо, упирается руками о кафельную стену и просто замирает под потоком воды. Но это уже очень много… Он не бежит от меня и не унижает. Получив то, чего хотел, он не ушёл, и всё ещё рядом, всё ещё нуждается во мне. Так же, как и я нуждаюсь в нём.
— Я устал тебя ненавидеть, — тихо признаётся парень. — Я ненавидел тебя за то, что ослушалась… Ненавидел за то, что вызвала полицию. Считал, что именно по твоей вине погибли моя сестра и друг. Себя я тоже ненавидел, но тебя ненавидеть было проще.
Он грустно усмехается. Его губы неторопливо скользят по моему плечу и вверх по шее.
— Но знаешь, за что я ненавидел тебя больше всего? — спрашивает Игнат еле слышно. И тут же отвечает: — За то, что уехала, Лиз… Скрылась, спряталась, не потрудившись узнать, как мои дела… Как я пережил всё это. Что стало с моей жизнью… без тебя…
Я безмолвно всхлипываю. Чувством вины пропитывается каждая клеточка моего тела.
— Я устал тебя ненавидеть, моя незолушка, — с тяжёлым вздохом повторяет Игнат. — Ненависть разрушила мою жизнь.
И мою тоже разрушила. Ненависть к самой себе. Однако вслух я этого не говорю. Медленно разворачиваюсь. Встречаюсь взглядом с голубыми глазами и так же, как три года назад, тону в них.
— Зачем ты приехал… на самом деле? — робко задаю свой вопрос и с замиранием сердца жду ответа.
Документы сгорели в том пожаре. Игнат не знал, что Ян нашёл их. Но парень тоже сгорел, поэтому не было смысла поливать его имя грязью. Я не могла вернуть Игнату возможность заработать, потому что Виктор Иванович лишил меня наследства. Я не понимала его мотивов… Не понимала, что именно должна сделать. Вновь втереться в доверие к дяде? Обокрасть его? Что?
— Я приехал мстить, — спокойно говорит Игнат, заглядывая мне в глаза. — Три года искал тебя. Думал: увижу и ничего, кроме ненависти не почувствую, ведь она и так была всё время со мной… Но я чувствую! Ненависть ушла, Лиз. Я устал ненавидеть… Я хочу любить.
Протягиваю руки и осторожно кладу их на плечи Игната. Хочу просто его обнять, но не решаюсь. А он обвивает руки вокруг моей талии и притягивает к себе. Тут же утыкаюсь носом в его грудь, и мои ноги подкашиваются. Эти объятья намного больше, чем секс, и громче, чем пустые признания.
Это прощенье…
Глава 28
Наши дни
Сокол
Теперь я хочу её ещё больше. Без злости и смятения в душе. Без призраков прошлого, которых мы только что утопили под тёплыми струями воды…
Просто хочу свою девочку, серую мышку, которая когда-то смогла меня пленить, а потом просто ушла. А теперь она в моих объятьях, такая маленькая, хрупкая, с прекрасными серо-голубыми глазами, смотрящими на меня с доверием, и я больше не намерен её отпускать.
Моя ненависть была вызвана тем, что она сбежала. А ещё тем, что лгала мне. Соболев очень быстро выяснил, что Лиза не просто работала в том доме, а была племянницей старика. Ренат решил, что она так или иначе вызвала бы полицию, потому что кровное родство помешало ей безоговорочно следовать за мной.
Мне же в тот момент было на всё плевать. Я оплакивал сестру и терпел презрение отца, ведь в его глазах только я был повинен в её смерти.