Положив телефонную трубку, Отомацу, не найдя в себе сил обернуться, обессиленно опустился на стул. В его ушах назойливо звучал голос настоятеля.
(Да вы что, Ото-сан, окончательно из ума выжили? Никакая Ёсиэ ко мне не приезжала.)
Отомацу взял со стола целлулоидную куклу и провел рукой по ее пожелтевшему кружевному платьицу:
— Но ведь она же существует…
В стекле билетной кассы отражалась фигура девочки, сидящей с опущенной головой.
— Зачем ты меня обманула?
В обледеневшее окно стучал снег.
— Прости, я боялась тебя испугать.
— А почему, собственно, я должен был пугаться? Где это видано, чтобы отец боялся собственной дочери?
— Прости меня, отец.
Отомацу поднял глаза к потолку, по щекам его невольно потекли слезы.
— Значит, со вчерашнего вечера ты нарочно показывалась мне, с каждым разом становясь все старше? Сперва явилась малышкой с ранцем за плечами и постаралась, чтобы я тебя заметил. Потом, ночью, пришла опять, став немного постарше, а теперь появилась в форме биёрского колледжа. Ты хотела, чтоб твой отец увидел, как ты выросла за эти семнадцать лет?
Голос девочки был тих, как падающий на землю снег:
— Но, отец, в моей жизни не было ничего хорошего. Я умерла, так и не успев ничем тебя порадовать. Поэтому…
Отомацу прижал к груди целлулоидного пупса:
— А ведь я вспомнил. Эту куклу мать, рыдая, положила тебе в гроб.
— Да. Я очень ее берегла. Ведь это ты купил мне ее в Биёро. А мама сама связала для нее платьице.
— И ты… Ведь в тот день, когда ты умерла, я, как всегда, счищал снег с платформы. А потом за этим самым столом, составляя ежедневное донесение, написал: «Никаких происшествий не было».
— Но ведь ты путеец. Ты просто не мог иначе. Я ничуть не обижаюсь.
Повернувшись вместе со стулом, Отомацу взглянул на девочку. Юкко в красной куртке сидела съежившись и грустно улыбалась ему.
— Сейчас ты поужинаешь, потом примешь ванну, и мы вместе ляжем спать. Да, Юкко?
В тот вечер, составляя ежедневное донесение, Отомацу написал: «Никаких происшествий не было».
К полуночи снег перестал идти, и над терриконами Хоромаи засияла серебряным светом полная луна.
— Вот уж не думал, что линия Хоромаи может приносить прибыль. Глянь-ка, ни одного свободного места!
Молодой машинист с кожаной сумкой в руке шел по платформе, заглядывая в окна КХ-12.
— А что тут удивительного? Ведь скончался начальник станции, прослуживший здесь сорок пять лет. Небось ваших начальников так не хоронят.
— А какое хорошее лицо у Отомацу-сан, извините, у господина начальника станции, правда? Я бы и сам не прочь так выглядеть в гробу. Он упал в сугроб вон там, на краю платформы, все еще крепко сжимая в руке флажок. Со свистком во рту.
— Довольно, хватит об этом.
Прежде чем взобраться на место машиниста, Сэндзи подошел к самому краю платформы и некоторое время стоял там, приминая ногами снег. Именно в этом месте упал Отомацу через день после того, как они в печальном одиночестве справили Новый год и он, Сэндзи, уехал. Первый утренний снегоуборщик обнаружил начальника станции лежавшего ничком в снегу.
— Значит, ты приезжал сюда и вечером?
— Да, со снегоуборщиком, со мной еще был Мит-тян из нашего депо.
— И вам он не показался странным?
— Вроде нет. Он был очень бодр. Хотя, что-то такое все-таки было…
— Что именно?
— А, вот, вспомнил! Мы с Мит-тяном зашли в уборную. Потом я подумал: «Дай-ка позвоню своей девушке», и заглянул в контору. Гляжу, а там стол накрыт. Причем на двоих.
— На двоих?
— Ну да, у меня просто душа в пятки ушла. К чему бы, думаю, Отомацу-сан ужинать с кем-то вдвоем?
— А что тут такого? Мало ли кто к нему мог зайти. Ничего особенного.
— Нет, не скажите. Когда еще его хозяйка была здорова, он частенько зазывал меня к себе и угощал. Так вот, на столе стояла именно ее чашка. А на подушке для сиденья лежала ее красная ватная безрукавка. Я как увидел, у меня прямо мороз по коже.
— Ну, это уж ты загнул! Он сам мне рассказывал, что к нему часто забегают деревенские ребятишки.
— А может, за ним тогда приходил бог смерти?
— Вздор! Где ты видел бога смерти в облике хорошенькой девочки? Не иначе как Ото-сан немного повредился в уме. Хозяйка его умерла, линию вот-вот закроют, его самого отправляют на пенсию… Тут кто угодно свихнется.
— Похоже на то. Знаете, что мне недавно говорил настоятель храма Эммёдзи? Будто бы Ото-сан последнее время вел себя как-то странно.
Сэндзи окинул взором горы Хоромаи, подступавшие к станции со всех четырех сторон. После недавнего снегопада небо было пронзительно голубым, словно его залили краской; более выигрышного фона для ярко-красного КХ-12 и не придумаешь.