— Эй, отец! Пора, поднимайся!
Жена потрясла Токусё за плечи, и его голова безвольно свесилась с изголовья: из открытых глаз, в которых застыло какое-то отсутствующее выражение, потекли слезы, из полуоткрытого рта — слюна.
— Вставай, да поживее.
Подумав, что он, как всегда, притворяется спящим, отлынивая от работы, она схватила мужа пальцами за нос и крутанула с такой силой, будто хотела оторвать, но никакой реакции не последовало. Тут, впервые заподозрив неладное, Уси внимательно осмотрела тело мужа и обнаружила, что предмет, который она до сих пор принимала за восковой огурец, принесенный в подарок кем-то из соседей, на самом деле его правая нога.
— Что это у тебя с ногой? — воскликнула Уси и с опаской дотронулась до нее — нога была, пожалуй, немного горячее обычного, но на ощупь вполне твердая. — Видать, этот лодырь подхватил какую-то непотребную хворость, да еще в самую страдную пору!
Уси пришла в ярость, она хорошо понимала, что одной ей с хозяйством никак не управиться — надо было и полоть, и косить траву для козы, и много чего еще переделать, поэтому, тут же смекнув, что причиной столь странной болезни, без сомнения, была непреодолимая тяга мужа к вольной жизни, в которой, помимо песен, сямисэна и азартных игр, немаловажную роль играли женщины, она что было силы треснула его по икре. Глаза Токусё вывалились из орбит, и он потерял сознание, но тут же раздался легкий хлопок, кончик раздутого большого пальца лопнул, и из него хлынула вода.
Перепугавшись, Уси подвинула ногу к краю кровати и подставила под струю кувшин. Постепенно напор жидкости уменьшился, но она все текла и текла, не иссякая, и на вид ничем не отличалась от самой обыкновенной воды.
— Вот тебе раз!
Вода, вытекая из трещины на большом пальце, каплями падала вниз. Глядя на эти капли, Уси вдруг ощутила приступ любопытства и, слегка смочив палец в воде, лизнула его. Жидкость оказалась сладковатой на вкус и пахла свежей зеленью, словно сок из стебля луффы. Это показалось Уси странным, ведь обычно все, вытекающее из человеческого тела, будь то кровь, пот или моча, бывает солоноватым, поэтому, сунув ноги в резиновые шлепанцы, она отправилась в поликлинику за врачом.
На следующее утро слух о распухшей ноге Токусё распространился по всей деревне. Желающих проведать больного — а на самом деле поглазеть на его ногу — оказалось так много, что уже к полудню перед воротами дома выстроилась длиннющая очередь. Подобных очередей в деревне не видели с конца войны, с того времени, когда американцы распределяли продукты по карточкам, поэтому даже самые равнодушные в конце концов не выдержали и тоже встали в очередь. Уси сначала благодарила гостей, подавала им чай и сладости, но после того, как в доме появился случайно забредший в деревню продавец мороженого, вышла из терпения.
— Нечего глаза пялить! — закричала она и, сбегав в сарай за топориком, принялась размахивать им. Деревенские знали, как привязана Уси к мужу, хотя поедом ест его, обзывая бездельником да шелопаем, поэтому, решив, что она и впрямь способна зарубить всякого, кто посмеет ей перечить, тут же разбежались.
Вскоре после того, как Уси скрылась в доме, возле кооперативной лавки в тени развесистого фикуса, под навесом Дома собраний, а также у лавочек, расположенных по бокам площадки для игры в гэйт-болл, под ветвями огромной шелковицы начали группами собираться люди. Каждый спешил поделиться своими соображениями по поводу происшедшего. В центре внимания были те, кто успел посетить больного и лично освидетельствовать его ногу. Обсуждалось все — форма и цвет ноги, ее запах, какая она на ощупь — твердая или мягкая, как деформировались ногти… Заодно припомнили все имевшие место в прошлом случаи гипертрофии отдельных органов у местных жителей, заспорили, добрый это знак или дурной, дошло до того, что многие стали заключать пари — через сколько именно дней спадет опухоль. Когда речь зашла о том, возможно ли из этого извлечь какую-то экономическую выгоду для деревни, начало смеркаться и появилось сакэ. Кто затянул песню, кто забренчал на сямисэне, когда же дело дошло до танцев и каратэ, то человек, который собирался баллотироваться на следующих выборах в сельский совет, распорядился зарезать козу, а его предполагаемый соперник отправил сына за новым сакэ. Пошли в дело даже залежавшиеся в лавке манго и ананасы, их сладковатый аромат смешивался с запахом консервов из скумбрии и сушеных кальмаров. Дети взрывали петарды, женщины колдовали над кастрюлями с козьим бульоном, и отблески огня играли на их лицах; молодые парни, спустившись на берег, прыгали в волнах прибоя, собаки бегали по деревне со свиными ребрами в зубах.