Как-то раз явились трое врачей, друзей Осиро, чтобы взять воду на анализ, но Уси не пустила их даже на порог. Сам Осиро, придя в следующий раз осматривать больного, ни словом не упрекнул ее. Уси также без лишних слов подала ему чуть больше, чем обычно, маринованной редьки. И температура, и пульс у Токусё нормализовались, дни шли, а он все спал, слегка похрапывая. Уси все чаще уходила работать в поле, а однажды ночью, подставив под водосток ведро пообъемистей, легла спать, как прежде, в своей комнате.
Именно с той ночи у кровати стали появляться солдаты.
С того дня, как Токусё слег, он все время был в полном сознании. Со стороны казалось, что он спит, но он все слышал и хорошо понимал, о чем Уси говорила с врачом. Он только не мог выговорить ни слова, не мог ни жестом, ни взглядом подать Уси какой-нибудь знак. Токусё удручало, что и тело оказалось полупарализованным и отказывается повиноваться мозгу, но, с другой стороны, он всегда был оптимистом, а потому верил, что очень скоро пойдет на поправку, и коротал часы, сочиняя про себя покаянные письма женщинам, которые наверняка теперь обижаются на него за невнимание.
Вскоре после того, как Уси удалилась в свою комнату, Токусё вдруг очнулся от дремоты, ощутив в кончиках пальцев правой ноги какое-то неприятное покалывание — то ли зуд, то ли боль. Больно слепил свет не выключавшейся всю ночь флуоресцентной лампы. Токусё удалось поднять веки и повернуть голову. Ему даже удалось исторгнуть из себя хриплый возглас.
— Уси, Уси! — позвал он, но голос его был слишком слаб и не достигал соседней комнаты. Тем не менее Токусё страшно обрадовался и завертел головой, осматриваясь. И почти сразу же заметил нескольких мужчин, стоявших у изножья его кровати. Оборванные, в мокрой, заляпанной грязью военной форме, эти мужчины стояли с опущенными головами, словно погруженные в глубокую задумчивость, и не отрывали глаз от ступней Токусё. Приподнявшись, он увидел, что внизу у его ног сидел на корточках еще один мужчина. Его коротко стриженная голова была наполовину замотана пожелтевшим бинтом, обеими руками поддерживая правую ногу Токусё, он пил сочащуюся из опухоли воду. Было слышно, как он причмокивал. Стоящие рядом глотали слюну.
Мужчин было пятеро. Из четверых, стоящих в изножье кровати, двое были в касках, у двоих других выбритые наголо головы замотаны пожелтевшими бинтами. У того, кто стоял в строю первым, правая рука была в лубке, второй он опирался на костыль. У него отсутствовала правая нога, начиная от колена. Третий выглядел не старше четырнадцати-пятнадцати лет. Правая половина лица у него потемнела и вздулась, а по верхней части обнаженного туловища бежали наискосок три ряда глубоких длинных ран. По краям раны обросли лиловыми, напоминающими тутовые ягоды, сгустками крови. Четвертый мужчина имел правильные черты лица, и в нем угадывался уроженец Хонсю. На теле у него вроде бы не было никаких ран, но, переведя взгляд на шею, Токусё заметил, что она перерезана сзади более чем наполовину.
Между тем сидевший на корточках у ног Токусё мужчина, припав ртом к опухоли, принялся лизать подошву ноги. Лицо Токусё перекосилось от страха и от щекотки, изо всех сил стараясь не лишиться рассудка, он принялся распевать песню, под которую обычно в деревне плясали на празднике Урожая. Спустя некоторое время мужчина, пивший воду, поднялся. И тут же стоявший первым в строю уселся на корточки на его место и приник к воде. Предыдущий посмотрел на него с явной досадой, но немедля повернулся кругом, отвесил Токусё почтительный поклон, затем повернулся направо и медленно исчез в стене. Почти одновременно из левой стены появился новый солдат и занял свое место в конце строя. Новичок с явным интересом оглядел комнату и, встретившись взглядом с Токусё, изобразил на своем небритом лице улыбку, после чего слегка поклонился. На вид ему было за сорок. Токусё показалось, что он где-то встречался с ним, но где именно, он так и не смог вспомнить. Подросток с замотанной бинтами головой, вдруг застонав, принялся рукой стряхивать что-то с израненной груди. На пол градом посыпались крупные черви цвета слоновой кости. Они резво поползли к кровати. У Токусё вырвался хриплый стон. Одолев сантиметров тридцать, черви, превратившись в черное пятно, исчезли.