Он довольно быстро понял, что это японские солдаты, получившие тяжелые ранения. Большинство из них явно родились на Хонсю. Возраста они были самого разного, среди окинавцев оказалось немало седых стариков, согнанных, скорее всего, для укрепления частей гражданской обороны. При виде их Текусё изумился: «Неужели можно было и таких…» Солдаты почти не разговаривали друг с другом, они тихо дожидались своей очереди. Тех, кто не в силах был держаться на ногах, поддерживали стоящие впереди или сзади. Токусё постепенно надоедало рассматривать их, и он закрывал глаза, надеясь забыться сном.
Шла к концу третья ночь с той самой, когда к нему стали приходить солдаты. Очнувшись от дремоты, Токусё проводил рассеянным взглядом исчезающего в стене солдата и, повернув голову, стал смотреть, как из противоположной стены появляется новый. При виде фигуры с опущенной головой у него вырвался невольный стон:
— Исиминэ…
Да, перед ним стоял Исиминэ, тот самый Исиминэ, с которым когда-то вдвоем они — одни из всей деревни — уехали в Сюри поступать в педагогическое училище, тот самый Исиминэ, с которым вместе они стали членами общества «Служение трону железом и кровью». И вот теперь этот Исиминэ стоит перед ним точно такой же, каким он был в тот день, когда они расстались. Портянки, намотанные вместо бинтов вокруг его бедер, потемнели от крови. Это были портянки Токусё, он снял их с себя, чтобы перебинтовать рану Исиминэ. Он же наложил на его сломанную правую ногу этот лубок из сосновой ветки. Глядя на склоненную голову друга, на его тонкий профиль, Токусё почувствовал, что у него снова отнялся язык.
Токусё и Исиминэ были земляками, но познакомились только в педагогическом училище и очень скоро, спустя несколько месяцев, сделались закадычными друзьями: только между собой говорили они о самом заветном, о том, о чем в обществе обычно умалчивали, предпочитая отшучиваться или переводить разговор на другое. Поскольку же Исиминэ, превыше всего ценивший чтение, был молчалив, в большинстве случаев говорил один Токусё. Ответы Исиминэ, отличаясь предельной лаконичностью, всегда казались Токусё очень убедительными, и хотя он выслушивал друга со снисходительной улыбкой, в глубине души неизменно считался с его мнением.
Когда начались военные действия на Окинаве, Токусё и Исиминэ как члены общества «Служение трону железом и кровью» попали в одно подразделение, в качестве связных и подносчиков патронов. Их подразделение первым вступило в бой с американцами, которые, высадившись на берег в центральной части острова, стали быстро продвигаться к югу, но уже во втором сражении подразделение было наголову разбито, после чего, больше не принимая участия в боевых действиях, только отступало все дальше и дальше на юг. Исиминэ и Токусё вместе с несколькими солдатами-яматцами[29] переходили от одной пещеры к другой. Это продолжалось до той самой ночи, когда Исиминэ был ранен осколком снаряда в живот во время артобстрела, и они расстались у естественного укрытия в Симадзири.
Пивший воду солдат поднялся и, поклонившись, исчез. Исиминэ, волоча ногу и опираясь на плечи стоявшего впереди солдата, сделал два шага вперед. Новые солдаты не появлялись. Близилось утро. Внезапно до сознания Токусё с предельной очевидностью дошло то, о чем он давно уже начал догадываться, но в чем боялся себе признаться.
Эти солдаты были теми самыми солдатами, которых он бросил в ту ночь возле укрытия.
Возобновилась боль в правой ноге. Когда подошла очередь Исиминэ, Токусё, приподнявшись, попытался окликнуть его. Тот так и не поднял головы. Не сумев выдавить из себя ни звука, Токусё откинулся на изголовье и закрыл глаза. Две холодные ладони обхватили его раздутую лодыжку. Тонкие губы раскрылись, принимая в рот большой палец. Когда кончик языка Исиминэ коснулся раны, внезапная острая боль пронзила ногу Токусё от кончиков пальцев до паха и выплеснулась через вдруг отвердевший член. Коротко вскрикнув, Токусё вдохнул свежий запах трав, исторгнутый его одряхлевшей плотью.
— Эй, как делишки?
Увидев неожиданно вошедшего в комнату Сэйю, Уси, как раз обтиравшая тело Токусё, насупилась:
— Чего притащился?
Не обращая внимания на язвительный тон Уси, Сэйю изобразил на своем красном, пропитом лице дружелюбную улыбку и протянул ей белый пакет из супермаркета: