— Пожалуйста, поскорее выздоравливайте.
Перед уходом каждый положил у его изголовья цветок или бумажного журавлика. Был момент, когда Токусё подумал: «Не повиниться ли мне в своем вранье? Не рассказать ли о том, что действительно происходило во время войны?» Но дальше раздумий дело не дошло.
«Негоже греть руки на чужом горе. Вот настигнет тебя кара, помяни мое слово» — эти слова Уси постоянно всплывали в его памяти.
Один из солдат пристально смотрел на Токусё. В его испуганных глазах было что-то знакомое. Лица остальных за последнее время оттаяли и смягчились, только с лица этого двадцатилетнего юноши не сходило прежнее напряженное выражение. Низко поклонившись Токусё, он прижал руку к груди, лицо его передернулось, затем, медленно опустившись на колени, он начал пить воду.
Подразделение Токусё, потерпев сокрушительное поражение, продолжало отступать и в конце концов соединилось с остатками других частей в расположенном на юге острова естественном укрытии, служившем полевым госпиталем. Там они встретили студенток своего училища, мобилизованных в качестве санитарок. Тут же оказался кое-кто из преподавателей, поэтому для начала все принялись поспешно обмениваться информацией об общих знакомых. Последующие дни были заполнены однообразной отупляющей работой: налаживали связь, добывали пищу и воду, выносили и захоранивали трупы.
С этим солдатом Токусё встретился в тот момент, когда шел выносить бадью с нечистотами. Он продвигался вперед, увертываясь от рук, тянущихся к нему с расставленных вдоль стены коек, как вдруг кто-то вцепился в край бадьи, и содержимое ее, выплеснувшись, попало прямо в лицо одному из солдат. Токусё сжался, ожидая потока брани, но солдат молчал. Он лежал неподалеку от выхода, поэтому Токусё было видно его залитое нечистотами лицо. Вытянув язык, солдат слизывал с губ жидкую грязь. Его обмотанная бинтами грудь ходила ходуном. Голова медленно повернулась, и Токусё понял, что запавшие глаза внимательно следят за ним. «До завтра ему не продержаться», — подумал он.
— Сейчас принесу воды, — сказал Токусё и двинулся дальше, но так и не смог выполнить свое обещание.
Зубы человека, который сосал его палец, причиняли ему боль. Похоже, что вода шла плохо. «Вот я и выполнил то, что обещал», — подумал Токусё. Однако удовлетворение, которое принесла ему эта мысль, быстро уступило место страху: он испугался, что призраки солдат будут преследовать его до самой смерти.
Солдат с вмятиной на черепе коленом надавил на плечо юноши. Тот нехотя поднялся на ноги, испуганно посмотрел на Токусё, поклонился и, по-прежнему прижимая руку к груди, исчез в стене. Следующий солдат, сев на корточки, жадно припал к большому пальцу. Из зияющей на его голове раны вылетела муха. Полетав некоторое время вокруг, она опустилась на простыню и тут же исчезла. Этот солдат тогда в укрытии тоже тянул к нему руки, требуя воды. И тот верзила, что стоял следующим, и тот окинавец, который скрывался за его спиной, и тот, с выбитым глазом, который только что появился из стены, — все они были там, и все тянули к нему руки, беспрерывно требуя воды. У Токусё возникло ощущение, что его снова пытаются затолкать в темноту укрытия.
Сэйю показалось, что за дверью кто-то стоит. Испугавшись, он поспешно собрал лежавшие на столе деньги и спрятал их под сиденье. Затем, высунувшись в окно, посветил в сад карманным фонариком, плотно закрыл ставни, проверил крючок на входной двери и только после этого продолжил пересчитывать деньги.
Эффект от воды превзошел все его ожидания. Даже покрытые пятнами головы стариков, облысевших лет пятьдесят тому назад, за какие-нибудь пять минут зарастали нежным пушком. А молодые учителя колледжа, страдающие от раннего облысения? Сначала они только посмеивались, полагая, что их водят за нос, но уже через три минуты спускали все имеющиеся при них деньги, чтобы купить побольше воды. Этой водой можно было протереть лицо, и тогда старая кожа слезала клочьями, уступая место новой. Воду можно было выпить, и тогда некий предмет, ранее свисавший бессильно, вставал торчком, да так резко, что ударялся о нижнюю часть живота. Некоторые сначала поглядывали с недоверием — дескать, мошенничество, не иначе, но стоило им увидеть, как восьмидесятивосьмилетний старик, поглаживая себя между ляжками, довольно улыбается, прищурив свои слоновьи глазки, они повалили валом, громкими криками требуя воды. Сначала Сэйю опасался, что непомерно взвинтил цену — 10 тысяч иен за одну бутылочку ёмкостью не более 200 грамм, — но и часа не прошло, как все было раскуплено.