«А есть ли у нее дети? Эти отцы-основатели клуба „Сальвия“ болтали о ее бессчетных абортах». Он закуривает и садится прямо на снег. Внизу перед гостиницей толпятся люди, человек десять. Собираются сбивать снежный навес с крыши, чтобы он сам собой не рухнул. Видно, пожарники из деревенской пожарной команды да строители. Внимание одного из них привлекает столб горячего пара на склоне, и он, приложив руку к козырьку фуражки, другой рукой принимается отчаянно размахивать над головой. До Кадзама долетает его пронзительный крик, но слов не разобрать.
Он покуривает, сидя на снегу, молчит. Пусть думают, что не заметил. Резкий голос снова прорывается сквозь снежную завесу, и он лениво машет в ответ. «Значит, я окончательно пропах… этими яйцами». Он гасит окурок в снегу, достает готовые яйца к завтраку.
В дверях гостиницы к нему бросается Танака с искаженным лицом. В такую рань — и на ногах, экая редкость! Перед стойкой — Такэмура и Хару, неподалеку топчется Ёсико. Его охватывает тревожное предчувствие. Неужто старуха померла?
— Послушай, Кадзама, тут кое-что случилось… Вчера… — Танака оборачивается к стойке и уточняет у Ёсико имя. — Да-да, Саватори… Ну, эта… старуха с яйцом… Она исчезла…
Кадзама смотрит на Такэмуру. Тот хмурится и прижимает к губам указательный палец. Видно, углядев Кадзаму, к ним бочком протискивается Ёсико; в лице у нее ни кровинки. Без косметики она кажется ровесницей Мицуко.
— Э-э, господин… Кадзама, да? Ужасно! Сестра пропала. Проснулась, а ее нет. Что же делать?! — Она энергично растирает себе грудь под домашним кимоно, бесцветные губы мелко подрагивают. — Лучше бы нам вовсе не приезжать сюда.
Такэмура поворачивается к Танаке:
— Может, попробуешь поискать ее по следам на снегу?
К бойлерной отряжают Хару.
— Схожу к ванным, а ты, Кадзама, обследуй старый корпус.
Шаркая тапками, Такэмура удаляется.
— В молодости она обожала танцевать, вот я и подумала, что здесь ей будет хорошо. А тут… кошмар! Про сестру говорят, будто у нее старческое слабоумие… Глупости! По временам она бывает удивительно разумной. Иногда и правда перестает что-либо соображать. Вы, верно, заметили. Так и идет периодами, понимаете? Мне ли не знать. Но вчера, когда случилось… ну, с желтком… она просто опустила голову и спокойно молчала, да? Помните, какое удивительно ясное было у нее лицо? Значит, все нормально. А вот когда она принимается похохатывать, значит, не в себе, лет на пятьдесят назад перенеслась. А я ведь за нее в ответе…
Ёсико закрыла лицо руками. Они у нее крупнее, чем у сестры. Блестя снежинками в волосах, появляется Танака и безнадежно машет им. Кадзама, перепоручив ему Ёсико, решает, перед тем как отправиться в старый корпус, быстренько осмотреть танцзал, глянуть на то место, где вчера разразился злополучный «яичный скандал». Вдруг она преспокойно восседает на стуле, прямая и недвижная. «От вас пахнет яйцами из источника».
В зале он сразу смотрит в дальний угол — никого. Все стулья аккуратно составлены у стены — видно, Танака с Саваги постарались. В пустом пространстве заметно холоднее, сюда не доходит тепло от обогревателя. Сквозь высокие окна вливается дневной свет и отражается в блестящей поверхности пола, на котором заметна глубокая царапина.
Возвратившись в холл, Кадзама сталкивается с Такэмурой, идущим со стороны ванного отделения; тот дрожащим голосом повторяет: «Нету, ее нету».
— А записки она в номере никакой не оставляла? — Такэмура склоняется к Ёсико, понуро сидящей на диване.
— Знаете, я, едва проснулась — сразу об этом подумала. Принялась искать, но… она же слепая! Какая же записка?
Оставив Такэмуру разбираться с запиской, Кадзама направляется по коридору в старый корпус. И тут звучит пронзительный возглас Ёсико: «Сестра!» В противоположном конце коридора в призрачном сумраке виднеется крохотная фигура в теплой накидке поверх домашнего кимоно. Это Мицуко. Она медленно движется к ним, придерживаясь рукой за стену.
— Сестра! Сестра!
Мицуко в черных очках, как вчера, только волосы распущены; заслышав знакомый голос, она замирает, чуть приподняв лицо; шарканье тапочек прекращается.
— Ну где ты разгуливаешь, сестра? — чуть не плача спрашивает Ёсико и подходит к ней.
Кадзама замечает, как дрогнул несколько раз ее сморщенный рот, мельком поглядывает на Такэмуру.