ян согиру
на синдзюку
Мы с моим другом Хван Сон Хёном мерили шагами Синдзюку от Якусё-тори к зданию Фурин-кайкан, когда наше внимание привлекло необычное зрелище. Худощавая высокая женщина гнала прочь какого-то приодетого в пиджак мужчину. Она лупила его по бокам своими затянутыми в бледно-зеленые колготки ногами, выбрасывая их далеко вперед и щедро выставляя на всеобщее обозрение. В ярком свете прогулочного квартала четко вырисовывались ее напряженный крепкий зад и впечатляюще безукоризненные линии бедер. Другая женщина загородила дорогу пытавшемуся улизнуть мужчине и боксировала, норовя нанести хук слева. Уворачиваясь от удара, мужчина поскользнулся и грохнулся. Только тогда растрепанные фурии, пританцовывая на ходу и держа в руках туфли на высоких каблуках, решительной походкой отошли в сторону. Больно было смотреть на бедолагу, безжалостно избиваемого двумя женщинами, однако никто, разумеется, даже не попытался его ободрить. Рядом со мной за этим зрелищем увлеченно наблюдал мужчина, по виду сутенер; он ржал во всю глотку. В спину улепетывающему мужчине полилась брань. «Давай-давай, проваливай!» — кричали обе дамы грубыми мужскими голосами, и только тут до нас дошло, что это педики.
— Слабак он все-таки. Чтоб какие-то пидоры да так отделали… — заметил Хван.
— Не скажи. Хоть и пидоры, а все же мужики, — возразил я. — Да еще, судя по всему, попроворней да понаходчивей нас с тобой. Работка-то у них рискованная.
Мрачно посмеиваясь, запыхавшиеся педики как ни в чем не бывало вновь принялись фланировать туда-сюда в компании своих приятелей и сводников, прочно занявших этот район. Они покачивали бедрами и приставали к прохожим. То ли оттого, что мы выглядели как деревенские простаки, то ли оттого, что бросали по сторонам жадные взгляды, один из них, здоровенный, с жирной шеей, прилепился к нам, как водоросль:
— Куда направляемся? Может, вместе развлечемся?
Хван неопределенно ухмыльнулся. Он был слегка пьян, и в глубине его зрачков стояли лужицы желания. Намерение добавить новую порцию алкоголя в начинающую трезветь утробу вело нас на поиски подходящего заведения.
Мы нырнули в похожий на лабиринт тупичок, где в ожидании посетителей беспорядочно теснились распивочные, мелкие забегаловки, бары, закусочные и прочие мрачновато-грязные заведения. Все здесь было пропитано мерзостью, круто замешенной на зловонии слитой мочи, поноса и блевотины, харканья, крови, выбитых зубов. Под звуки «Сеул & Сеул» бились, как в агонии, хиппующие длинноволосики и облаченные в новомодные одежды двуполые существа, определить изначальную принадлежность которых к какому-то полу уже не представлялось возможным. Бродили здесь и добропорядочные горожане. На фасаде одного из заведений громадное чудовище-тотем изрыгало изо рта огонь, неоновые рекламы беспорядочно вспыхивали, как детские петарды.
— Господа, у нас сегодня открытие, все девочки no panty.[1] Обслужим по полной программе — не желаете заглянуть? — назойливо зазывал прохожих молодой человек в «бабочке». Происходило все так, словно горячий длинный язычок хамелеона в мгновение ока отлавливал в толпе пьяненьких, с болезненной одержимостью приплясывающих перед витринами, где многократно отражалось их изображение. Ловкая работа!
Внезапно около гостиницы для парочек из тени кустов раздались душераздирающие стоны. Там, прикрывая руками низ живота, валялась сбитая наземь женщина, а какой-то громила мафиозного вида топтал подошвами ботинок ее лицо с кровоточащими губами. Из горла женщины рвался прерывистый стонущий вопль. Прохожие, стоя поодоль, наблюдали за этой сценой со стороны, словно перед ними разыгрывалось нечто диковинное. Женщина вцепилась в ногу бандита и попыталась удержать его, а тот, разошедшись, швырнул ей в изуродованное лицо содержимое мусорного мешка и, обернувшись к прохожим, в момент разогнал их злобным окриком:
— Дерьмо вонючее, вам что здесь, представление? Пошли вон, сукины дети!
— Прямо-таки тошнит меня от таких сволочей. В былые времена мы бы не прошли мимо молча. Тоже постарели, видно, — с горечью произнес Хван. Защитник женских прав, он сочувствовал бедняге, с которой так жестоко обошлись.
Пересекая площадь перед театром Кома, мы на минуточку задержались у киноцентра — взглянуть на рекламные кадры из фильмов. Изучили все добросовестно. Нам предстала череда изнурительных сцен с красотками в призывно откинувшихся позах, с выражением наигранного восторга на лицах.