— Меня почему-то всегда слеза прошибает, когда я его вижу.
Машинист еще раз дал гудок и затормозил. КХ-12, прогромыхав, остановился у конечной станции.
Поскрипывая сапогами по снегу, успевшему тонким слоем покрыть платформу за те пять минут, на которые опоздал КХ, к ним подошел начальник станции Отомацу.
— Вот и мы, Ото-сан. Совсем закоченели. Прости за опоздание.
Улыбаясь, Сэндзи спустился на платформу.
— Что ты, не велика важность. С Новым годом!
— И тебя тоже! Собственно говоря, я собирался встретить его с тобой, да этот паршивец Хидэо заявился к нам со своим сынишкой.
— Да что ты, неужто наш малыш Хидэ стал отцом? А ты, Сэн-тян, значит, теперь у нас дедушка? Первый внук, поди души в нем не чаешь.
— Да, он у нас очень славный. — Тут, осознав, что, сам того не желая, больно ранил Отомацу, Сэндзи прикрыл рот перчаткой.
— Я звал Хидэо поехать со мной, думал, отметим Новый год втроем, но у него завтра первый рабочий день… Извинись, говорит, за меня.
— Не велика важность. Он небось занят по горло: шутка ли — начальник отдела в Саппорском центральном управлении. Скажи ему, чтобы не беспокоился.
— Я уж прослежу, чтобы еще до весны он заехал к тебе, как положено, уважил. А то ведь что получается: когда он переводился в Саппоро — обещался костьми лечь за линию Хоромаи… Прости, что я ничем не сумел помочь. Нехорошо получилось. — И сорвав с головы шапку, Сэндзи низко склонил свою лысую голову.
— Полно тебе, Сэн-тян. Не хватало еще, чтобы начальник Центрального вокзала Биёро мне кланялся. Я и ответить должным образом не умею.
С донельзя сконфуженным видом Отомацу проскользнул мимо Сэндзи и заглянул в кабину.
— Да, досталось тебе сегодня, — обратился он к машинисту. — Зайди-ка, погрейся.
Не отводя глаз от спины продолжающего кланяться Сэндзи, тот ответил:
— Очень уж сильный снегопад, господин начальник, пожалуй, я двинусь обратно не задерживаясь.
— Вишь ты, господин начальник, значит. Небось это Сэн-тян тебя научил. Да какой я начальник! Совсем старика в краску вогнали! У меня и подчиненного-то ни одного нет.
С этими словами Отомацу извлек откуда-то из-за спины сигнальный флажок. Затем, согнув свое длинное и худое, как у журавля, тело, похлопал Сэндзи по спине:
— Сэн-тян, да никак ты еще больше раздобрел?
— Не говори. — Сэндзи наконец поднял голову. — И на Новый год ел за четверых. Да, кстати, вот хозяйка моя просила тебе передать.
— Ох ты, ну спасибо. Вот и у меня Новый год. Проходи покуда в дом, я только отправлю его и тут же приду.
Оставив Отомацу провожать КХ-12 в обратный рейс, Сэндзи пересек путь и двинулся к вокзалу.
Вокзал в Хоромаи, построенный еще в эпоху Тайсё,[26] до сих пор не утратил былого великолепия. В просторном зале ожидания был высокий потолок с янтарного цвета балками и треугольными окнами, украшенными витражами весьма романтического содержания. На стене, над выходом на перрон, окаймленным деревянной рамой, все еще, будто кем-то забытое, висело ведущее колесо — символ государственной железной дороги. Каждая из отполированных временем до блеска скамей представляла собой историческую реликвию.
«Неужели нельзя сохранить хотя бы это здание?» — подумал Сэндзи. Протянув озябшие руки к мазутной печурке, он опустился на скамью.
В полной тишине прозвучал гудок КХ-12.
— Вот и я. — Принеся с собой запах снега, вернулся Отомацу и, сматывая флажок, сказал, указывая на привокзальную площадь:
— Видал? Уже и трактир закрыли.
— Да ну? Надо же, в самом деле… А что случилось с бабусей? — спросил Сэндзи, заметив, что света не было и в покосившейся мелочной лавке, которая единственная держалась до последнего.
— Ее сын вроде бы купил дом в Биёро. Сам понимаешь, не мог же он бросить тут старуху, которой за семьдесят. Теперь приходится самому торговать сигаретами да газетами.
— Ну, это уж слишком, Ото-сан. Мало того, что ты должен сам продавать билеты, сам убираться, охранять пути, — так неужто еще и газеты?
— А что делать? Ведь у нас в Хоромаи еще осталось около ста домов. Конечно, одно старичье, но ведь и им хочется хотя бы газеты читать.
Из конторы донеслась печальная эстрадная мелодия.
У Сэндзи вдруг возникло неприятное чувство, будто терриконы, силуэты которых окружали вокзал, вот-вот обрушатся на него. Вытащив сигареты, он закурил.
— А это тебе к Новому году. Особое саппорское сакэ, Хидэо просил передать.
— Вот спасибо, такую тяжеленную коробку пришлось везти… А я, с тех пор как моя хозяйка скончалась, уж и забыл как Новый год справляют…