— Хорошо! — согласился я, не выдвигая условий.
Фишман очень обрадовался.
— Отлично! Могли бы Вы сейчас, поехать со мной в клинику?
Я посмотрел в окно. Дождь, по-моему, стал ещё сильней. Выходить в такую погоду, совсем не хотелось, но я, одобрительно, махнул головой.
— Жду Вас в машине! — воодушевился мужчина и вышел из номера.
Через несколько минут, я уже сидел в автомобиле.
Деда мы нашли спящим. Звук закрывающейся двери, разбудил его, и он открыл глаза. Увидев меня, он болезненно улыбнулся и сказал:
— Саша, я рад, что ты приехал… Прости… Не в том я сейчас положении, чтобы ставить тебе условия… Да и… виноват и перед Максимом, и перед тобой…
— В чём виноват? — удивлённо спросил я.
— Я, не разобравшись, обвинил твоего отца, в том, к чему он был непричастен…
Дед замолчал, и мне показалось, что он прослезился.
— Конечно, Максим, всегда был бунтарём, за что и получал, но до подлости, никогда не опускался…
Он снова замолчал.
— Если тебе трудно говорить, давай отложим разговор, — предложил я.
— Такой возможности, может и не представиться, — почти шёпотом, проговорил дед. — Садись!
Я присел возле кровати на небольшой диванчик.
— Всё началось с того, что, как то, вернувшись домой, обнаружил в саду, рыдающую Татьяну. Сначала, она наотрез, отказалась говорить о причине своей истерики. Но, ты же знаешь, как я умею уговаривать. Она рассказала, что встречалась со своей подругой, и та сообщила, что умирает. Я стал успокаивать Таню, думая, что причина в беспокойстве за эту женщину. Но оказалось, что не только… Подруга призналась, что у неё был роман с твоим отцом, и от этой связи, она родила дочь…
Я, выпучив глаза, смотрел на деда.
— Так, у меня есть сестра?
— Не перебивай! — рыкнул Егор Константинович. — …Отношения между твоими родителями, уже тогда «дышали на ладан». Я часто видел Татьяну, с заплаканными глазами. Максим обвинял её в связи с Семёном. Один раз, он даже подрался с братом… Подруга, умоляла Таню простить её и после смерти, забрать девочку к себе. Твоя мать, простила и пообещала позаботиться о ребёнке. Но она не простила твоего отца и подала на развод. Я «спустил всех собак» на Максима. Он клялся, что не знает эту женщину и не видел её никогда. Меня эта безответственность, разозлила ещё больше! Мы, сильно поругались, и я пригрозил, лишить его наследства… Он психанул, сказав, что уедет в Америку, и заберёт тебя с собой.
Дед поднял голову и посмотрел мне в глаза.
— Твоя мать не виновата, она, никогда не была любовницей твоего дяди, это я уговорил её после развода с Максимом, выйти замуж за Семёна…
— Что?.. Ты?.. Я всю жизнь считал её предательницей, а оказалось…
Я замолчал. Ком подступил к горлу. «Как же так? Почему мне никто не объяснил ситуацию?..»
Дед покачал головой.
— Когда вы уехали, у Танюши, случилась жуткая депрессия. Она не выходила из своей комнаты и целыми днями рыдала. Только благодаря, приглашённому для неё, психологу, удалось вернуть Таню к нормальной жизни. Вскоре, умерла подруга твоей мамы, и Татьяна с Семёном, удочерили малышку. Девочка часто болела, и Таня легла с ней на обследование. Не разбираюсь в медицинской терминологии, но девочке потребовалось переливание крови. Мы с Семёном, как ближайшие родственники, сдали кровь…
Дед, немного помолчав, продолжил:
— … но оказалось, что мы не совместимы, и вообще, по ДНК, Соня, не моя внучка!
Дед и я, молча, смотрели друг на друга. Наконец, я заговорил:
— То есть, ты хочешь сказать, что эта девочка не дочь моего отца?
— Да!.. И более того, её биологическая мать, никогда не была его любовницей! У Тани, чуть не случился сердечный приступ. Получилось, что эта женщина, сознательно оговорила Максима… Конечно, мы сделали всё, чтобы вылечить Соньку. Твоя мать, на фоне всех эти событий, не могла забеременеть. Таня и Семён, прикипели к девочке, и расставаться с ней не хотели. Мы все, полюбили её, как родную!
— Почему же ты не связался с отцом и не уговорил его вернуться в страну?
Дед, после недолгого молчания, ответил:
— Гордость не позволяла…
Я, запустив пальцы в свои волосы, выпученными глазами, смотрел на деда.
— То есть, эта тётка, разрушила нашу семью, оговорив моего отца, а тебе гордость не позволила извиниться перед ним? Я пятнадцать лет, ненавидел свою мать, считая её виновной, в развале нашей семьи! И никто, ни ты, ни мать, ни отец, в конце концов, не удосужились объяснить мне всё это! Пятнадцать лет, я мечтал вернуться домой и вынужден был жить, в ненавистной мне стране!
— Неужели, отец, никогда не говорил с тобой об этом?