– Раздел имущества? – фыркнула Анна. – Что вы несете? О каком разделе может идти речь?! У него ничего нет! Все наше имущество, вся недвижимость, а также бизнес – строительная компания, все производство, транспорт и все остальное – все это юридически принадлежит мне.
– Вот именно, что только юридически, – тотчас подхватил Антон. – Ты сама знаешь, что это простая формальность. За все это время ты вообще ни разу не поинтересовалась моими делами. Впрочем, и слава Богу – ты все равно ровным счетом ничего не смыслишь в строительстве.
– Не забывай, что свой бизнес ты начал на деньги моего отца! – Анна возмущенно повысила голос. – В то время у тебя самого не было ни копейки!
– Сейчас это уже не имеет никакого значения, – отбрил Антон. – Когда-то не было, теперь есть. Не забывай, что твой гламурный канал последний год существует только благодаря моей финансовой поддержке.
– Все равно ты ничего не получишь! – выпалила пока еще жена.
– Неужели? – ехидно улыбнулся пока еще муж. – Ошибаешься, дорогая!
Адвокаты попытались урегулировать нарастающий спор, но супруги уже вцепились друг в друга мертвой хваткой. Каждый из них словно стремился перекрыть партнеру кислород.
– Ты можешь выпендриваться тут сколько хочешь, – повысила голос Анна, – но у меня есть мощное оружие против тебя!
– Не смеши! Ничего у тебя нет. В отличие от меня.
– У тебя тем более ничего не может быть! Ты просто блефуешь!
– Ах, вот как? – Антон обернулся к своему адвокату. – Михаил Львович, покажите-ка ей!
В тот же самый момент и Анна повернулась к своему сопровождающему. Молодой юрист раскрыл щегольскую кожаную папку и медленно стал доставать оттуда что-то, судя по бережному обращению, очень важное. Адвокат Антона с другой стороны стола действовал синхронно, в точности повторяя движения коллеги…
2
Из всех видов искусства Антон Котов признавал только кино, из кинофильмов явно выделял боевики, а из боевиков больше всего любил «Бондиану» и картины со Стивеном Сигалом. Антон на полном серьезе считал, что похож на героев этих боевиков – столь же невозмутим, уверен в себе, неотразим и так же всегда выходит победителем из любых, самых затруднительных ситуаций. Конечно, так было не всегда, но вспоминать, что было когда-то, депутат Котов не любил. Воспоминания, сентиментальная ностальгия и прочие сопли – это занятие для женщин и слабых мужчин, которых последнее время развелось видимо-невидимо. А настоящие мужики никогда не тратят время на подобную херню, у них есть дела поважнее. Антон был искренне в том уверен – и столь же искренне причислял себя к настоящим мужикам.
Да и что вспоминать-то из этого прошлого? Уж во всяком случае, не детство. По причинам, которые показались бы любому постороннему человеку непонятными и неубедительными, Антон привык считать начальную пору своей жизни невероятно трудным и проблемным периодом. Хотя объективно ничего особенно серьезного или страшного в его детстве не было. Ни голода, ни нужды, ни детдома, ни родителей-пьяниц, ни чего-либо из этой серии. Детство как детство, обычное и типичное для человека, родившегося в конце шестидесятых в столице огромной империи, именовавшей себя Советским Союзом. Семья Котовых жила точно так же, как жили тогда сотни тысяч других семей, но Антоха тогда этого не понимал. Он постоянно сравнивал себя со сверстниками – и сравнение вечно выходило не в его пользу.
Возможно, корни его детских бед крылись в месте жительства семьи Котовых. Обитали они в престижном районе, почти в центре столицы, но не в новых современных домах с большими квартирами, комфортабельными ванными и красивыми лоджиями, как большинство одноклассников Антона, а в старенькой двухэтажной развалюхе, построенной еще при царе Горохе. В их неуютной квартирке, ставшей двухкомнатной лишь потому, что жилое помещение перегородили пополам фанерной стенкой, вечно что-то рушилось, отваливалось, протекало и сыпалось. Обои выцвели и покрылись пятнами самого различного происхождения, полы противно скрипели сохранившимися половицами (остальные давно отклеились, обнажив грязное перекрытие), потолки приобрели стойкий серый цвет и были украшены желтовато-бурыми разводами. Но делать ремонт Котовы не спешили. Все жильцы этой старой лачуги (кроме Котовых, в доме обитало еще семь семей) знали, что пройдет еще несколько лет, и их халупу снесут, а их выселят, точнее, переселят – в новые, большие и удобные квартиры. И все из года в год жили этой надеждой, постоянно пересказывали соседям какие-то новости и слухи, что кто-то где-то уже видел какие-то постановления и документы, так что уже вот-вот… Но время шло, а долгожданного переселения почему-то не случалось, снос халупы все откладывался и откладывался. Погостив у приятелей, живших в нормальныхдомах, Антоха, возвращаясь к себе, в восьмиметровую комнату, которую он делил с бабушкой, особенно остро ощущал убогость собственного жилища.
К тому же квартирный вопрос был не единственным переживанием его юных лет. Учился Антоха в спецшколе с английским уклоном, считавшейся одной из лучших (а то и лучшей) в районе. В эту школу родители устраивали своих чад по большому блату или за взятки, а Антон попал туда совершенно случайно. В то время школы, даже самые что ни на есть элитные, обязаны были принимать детей из близлежащих домов, а он жил совсем рядом – только двор пересечь. Одноклассники, которым нужно было ходить на занятия издалека и даже ездить в школу на автобусе, завидовали Тохе: счастливый, может спать аж до восьми пятнадцати! А чего ему: встал, форму напялил – и бегом, как раз к звонку поспел. А Тошка в ответ отчаянно завидовал им. Всему тому, что было у этих ребят, – дорогим игрушкам, фирменным шмоткам, всем этим импортным вещичкам, о которых он мог только мечтать. Его родители не ездили за границу и не имели возможности втридорога покупать дефицитный товар у спекулянтов. Особенно тяжело стало, когда отец ушел от них в другую семью(Антон учился тогда во втором классе). На алименты, небольшую бабушкину пенсию и зарплату инженера-технолога, которую мама получала у себя на комбинате «Красная роза» семья ухитрялась как-то сводить концы с концами, но, конечно, на джинсы Levi Strauss или Super Rifle с висюльками на «молниях» задних карманов, о которых Антоха грезил день и ночь, им не хватало. Мама и бабушка из кожи лезли вон, чтобы их любимый мальчик не чувствовал себя обделенным из-за того, что растет без отца. Они отказывали себе во всем, только чтобы обеспечивать его фруктами, лакомствами и игрушками – сначала детскими, потом подростковыми, такими, как велосипед и магнитофон. Чтобы купить в комиссионке кассетник, мама экономила на себе и даже зимой в лютые морозы ходила в старом осеннем, как тогда это называлось, демисезонном пальто – а Антохе было стыдно за нее перед одноклассниками. Еще бы, ведь их мамы приезжали на родительские собрания в собственных «Жигулях» или «Волгах» с водителями, а одевались в дубленки и модные высокие сапоги на каблуках. И потому даже знакомства приятелей со своими родителями он избегал, а уж о том, чтобы позвать кого-то из друзей в гости, не могло быть и речи.
Чтобы не чувствовать себя в школе хуже всех, Антон Котов с самых первых лет учебы стремился стать отличником. Парнем он был способным, и в младших классах учеба давалась ему легко. Потом, разумеется, пришлось постараться – но темп был уже взят, и терять его Тохе не хотелось. Настойчивого и общительного мальчика часто выбирали на всевозможные должности: сначала старостой, потом председателем совета отряда класса, затем председателем пионерской дружины школы – и вскоре Антошка Котов понял все преимущества таких назначений. К старшим классам он уже отлично разобрался в том, как функционирует советская система, и определил свое место в ней. Партийная карьера – вот самый прямой и надежный способ добиться в этой стране успеха, положения в обществе и, что особенно важно, финансового благополучия.
Интересно, что, сделавшись ярым борцом идеологического фронта, Антон Котов никогда всерьез не анализировал эту самую социалистическо-коммунистическую идеологию, не размышлял над системой ее ценностей, не замечал противоречий. Точнее, последнее не совсем верно. Противоречия он, конечно, замечал и именно в них и видел все будущие перспективы, все выгоды для себя. Чем активнее будешь делать вид, что печешься о благе трудящихся, тем лучше будешь жить сам. А ничего другого ему и не нужно было.