Решили остановиться на гипотезе, что мужчина проник в дом. Убил женщину и случайно оступился, упав на свой же топор. Наверное, опытный следователь сразу бы задал кучу вопросов к данной теории. Но других вариантов просто нет.
Попытка расспросить Трэви не увенчалась успехом. Мальчик молчал. Казалось, что он вообще спал. Никаких эмоций, никаких движений, кроме редкого моргания, никаких звуков. Пускай это и нехорошее сравнение, грубое, но он словно «овощ». Термин, который иногда используют врачи о пациентах, у которых погибла кора мозга. Они дышат, качают кровь, но не соображают. Это просто тело, цельный механизм, лишенный начальника.
Психолог оказался тоже бесполезен. Мальчик просто продолжал безмолвно смотреть на врача, а, может, и не на него, а сквозь него. Куда-то вдаль. Психиатр тоже не смог помочь. Он просто выдал медицинское заключение. Списали все на посттравматическое стрессовое расстройство. Под знаком вопрос. Никто и не забыл, что у Трэви имеется еще и болезнь Аспергера. Этим тоже решили объяснить молчание мальчика. Аутист же.
Но могли ли они хоть на минуту себе представить, что в действительности творилось в голове этого бедного ребенка? Гонимый одноклассниками, растущий без отца, переживший убийство матери. Говорят, что если хочешь понять человека, то попытайся стать им. Засунь себя в эту ситуацию, в эту мясорубку. Проживи то, что пережил он. Это сложно, особенно в столь юном возрасте.
Одна проблема — Трэви находился в этом трансоподобном состоянии не потому, что пережил сильное эмоциональное потрясение. Как раз таки это его сейчас меньше всего волновало. В его сознании одна за другой сменялись дивные образы. Хоть он и был не самым прилежным учеником, но один предмет любил. И преподаватель отвечал ему тем же. История — истинная царица наук. Предмет, который должен учить людей, указывать на их ошибки. Но отмечу, что она разленился, перестал справляться со своей функцией. Поэтому история и повторяется.
Во всем это потоке образов сложно было не узнать Древние империи: Египет, Рим, Вавилон. Плавно переходящие в события Нашего Века. Вот и Англия с Францией, вот и период царствования Ивана Грозного. Местами образы были очень яркие, при чем именно в событиях, которые изменили мир. А вот трагедии всегда были расплывчатые, местами не понятные, словно в них не хватало какой части.
Часть сознания Трэви находилась еще в нашем мире. Всякими силами пытаясь вытеснить поток картинок из своей головы и впустить горе, впустить ту трагедию, которая должна захлестнуть каждого человека, пережившего подобное потрясение. Но он не мог. Видение прошлого было очень навязчиво, но оно не давало ответов, а просто показывало кино. Просто фильм, лишенный сюжета.
Трэви слышал обращенные к нему голоса, даже мог, но с трудом, понять их смысл. Однако сил на ответ не хватало. В какой-то момент он даже перестал пытаться слушать, он сдался и отдался во власть этих таинственных видений, которые уже, ему хотелось так верить, подходили к концу. Ведь они были линейны, последовательны.
Он не прогадал. Видения закончились так же резко, как и начались. С ужасом для себя Трэви обнаружил, что находится не дома. Это место было похоже на медицинскую палату. Стоит отметить, на удивление красивую с причудливым мишкой, нарисованным на стене.
Трэви приподнялся с кровати. Мозг, видимо, еще не до конца отошел от той пытки, которую испытывал последнее время, и решил закружиться. Трэви снова лег и решил больше не пытаться вставать. Но чувство внутреннего страха или дискомфорта требовало от него разведать местность. Это был не дом, но ему было очень важно понять, где он находится. Познакомиться с местностью, запомнить каждую шероховатость этой комнаты.
Он повернул голову. На другом конце палаты стояла кровать точно такая же, на которой лежал Трэви. Но что более важно, на ней лежал паренек, лет 12, который с нескрываемым любопытством смотрел на своего соседа. В нем не было ничего не обычного, ничего такого, на чем хотелось бы остановиться. Самый обычный паренек. Возможно его густой черный волос можно было принять за необычность.
— Привет, — сказал паренек, заметив взгляд Трэви. — Я Дима. А тебя как зовут?