У генерала Волынкина было целых два (!) заместителя по научной работе: полковник медицинской службы профессор, лауреат Государственной премии Петр Кузьмич Исаков (по авиационной тематике) и полковник медицинской службы профессор, лауреат Государственной премии Владимир Иванович Яздовский (по космической тематике).
«Основные научно-исследовательские подразделения института также объединены в два Управления: 1-е - «Авиационная медицина» и 2-е - «Космическая медицина». Во Второе управление входят отделы:
- замкнутых систем круговорота веществ в кабинах космических кораблей (начальник - Е.Я.Шепелев);
- физико-химических методов регенерации воздуха (начальник - А.Д.Серяпин);
- исследования условий обитаемости космических кораблей (начальник - А.Г. Кузнецов);
- индивидуальных средств обеспечения безопасности космических полетов (начальник - С.А.Гозулов);
- космической физиологии (начальник - О.Г.Газенко);
- радиобиологических исследований (начальник - П.П.Саксонов);
- космических тренажеров (начальник - А.П.Кузьминов);
- расшифровки и научного анализа радиотелеметрической информации (начальник Г.В.Алтухов)» (8.17).
Мощнейшая научно-исследовательская структура, не правда ли?
Генерал Бабийчук отмечал в своих воспоминаниях, что «всем военным руководителям и их преемникам неоднократно приходилось брать на свои плечи груз ответственности за принятие решений по вопросам, аналогов которым не было ни у них за годы предшествующей службы, ни у их предшественников на этих постах. Для участия в этой работе нередко приходилось жертвовать свободным временем, отпусками, так как считалось недопустимым, чтобы «страдала служба». Иными словами, груз ответственности за принятие правильных решений по вопросам, связанным с подготовкой первых космических полетов человека, для военных руководителей являлся дополнительным к их основным обязанностям».
Чем же конкретно занимаются все вышеозначенные товарищи?
«Коллектив ИАиКМ, руководимый полковником медицинской службы Е.Я. Шепелевым, разрабатывает системы биологической регенерации газовой среды в замкнутых объектах, осуществляет (совместно с отделом питания ИАиКМ) практическую деятельность по обеспечению пищей и водой экипажа корабля «Восток».
Научный коллектив отдела физико-химических методов регенерации атмосферы (начальник - лауреат Государственной премии СССР, полковник медицинской службы А.Д.Серяпин) работает над созданием принципиальных схем и технологий с использованием обратимых сорбентов углекислого газа, систем с утилизацией углекислоты на основе реакций Боша и Сабатье, а также бортовых методов получения кислорода путем электролиза воды.
Вопросами нормирования искусственной газовой среды занимается отдел, руководимый профессором полковником медицинской службы А.Г. Кузнецовым.
Проводятся многочисленные исследования в барокамерах продолжительностью до 2 месяцев (С.Г.Жаров, Н.А.Агаджанян), в процессе которых регламентируются допустимые величины снижения барометрического давления, повышения концентрации углекислого газа, обосновывается возможность замены азота гелием (А.Г.Дианов, B.C.Кузнецов)» (8.17).
Кстати, именно на основе экспериментов в 1960-1961 годах – то есть, в годы, когда в институте проходили 10-15 суточные испытания кандидаты в космонавты из первого, «гагаринского» отряда, Н.А.Агаджанян в 1967 году защитил докторскую диссертацию по теме «Физиологическое обоснование общего давления и кислородного режима в обитаемых кабинах летательных аппаратов». Интересно, был ли упомянут на страницах этого научного труда погибший в марте 1961 года кандидат в космонавты Валентин Бондаренко?
Но это все – начальники отделов. А вот кто дежурил около сурдобарокамеры в день, когда случилась беда?
Из книг о космонавте Владимире Михайловиче Комарове известно, что во время его «отсидки» в сурдобарокамере СКБ-48 дежурным врачом был Борис Борисович Егоров – с 26 января 1961 года он работал младшим научным сотрудником 16-й лаборатории 16-го отдела 2-го управления ИАиКМ. Через три с половиной года судьба снова сведет вместе Комарова и Егорова в экипаже космического корабля «Восход».
Но из этого факта вовсе не следует, что Борис Егоров был тем самым «дежурным врачом» в день гибели Валентина Бондаренко. В дежурство около сурдобарокамеры обычно заступали на сутки, то есть в течение всей «отсидки» Валентина Бондаренко с ним работало поочередно несколько врачей-наблюдателей.
Также имеется информация, что «ответственными врачами за проведение обследований в сурдокамере, необходимыми для определения нервно-психической устойчивости человека к условиям космического полета, были врачи психологи Ф.Д.Горбов, Г.В.Изосимов, И.А.Колосов и ведущий инженер М.И.Клевцов» (8.18).
Но и этими людьми список работников дежурных смен, несших вахту около сурдобарокамеры СКБ-48 в период с 13 по 22 марта 1961 года, не исчерпывается. Вероятно, в архиве ИАиКМ, где-то в пыльных толстых папках, можно найти приказ по лаборатории с конкретными фамилиями тех, кто непосредственно был у сурдобарокамеры в день разыгравшейся трагедии.
Кстати, печальный опыт, полученный в марте 1961 года, сотрудники института все-таки учли, хотя и не в полной мере. Вернемся к воспоминаниям кандидата в космонавты Валентины Пономаревой, которые выше мы цитировали достаточно подробно. Валентина Пономарева проходила «отсидку» в сурдобарокамере в мае 1962 года, то есть более чем через два года после гибели Валентина Бондаренко. Читаем и комментируем:
1) «Вначале была сурдобарокамера с кислородной атмосферой, потом просто сурдокамера».
То есть в 1962-1963 годах, когда тренировался женский отряд космонавтов, работать в атмосфере с повышенным содержанием кислорода уже не требовалось. Почему эта необходимость существовала в 1960-1961 годах не ясно – на космическом корабле «Восток» используется обычный воздух с обычным процентным содержанием кислорода в нем, в перспективе в СССР никто не собирался создавать космические корабли с «кислородной атмосферой»;
2) «Заперли. Верней, я сама себя заперла - долго крутила здоровенный вентиль на двери, а дверь очень толстая и железная, как на подводной лодке (наверное). Да, крепко меня закрыли...»
Видимо, после трагедии в марте 1961 года появилась возможность для испытуемого самостоятельно закрывать и открывать входную дверь в сурдокамеру. И опять вопрос: почему до гибели Валентина Бондаренко никто не додумался до этого простого шага в обеспечении безопасности кандидата в космонавты?
3) «Справа и слева над столом - объективы телекамер, впереди - иллюминатор. Только почему-то они в этот иллюминатор меня видели, а я их - нет! Было окошко, скорее, небольшой лючок, через который можно было что-то передать в случае необходимости. Через этот лючок ко мне поступали чай - горячий! - и горячие эмоции.
Скорее всего, и телекамеры системы наблюдения, и маленький люк для обмена с внешней средой появились в сурдобарокамере тоже уже после гибели Валентина Бондаренко в марте 1961 года. Напомним, что до этого продукты разогревались в кастрюле с водой на электроплитке, а чай приготавливался самим космонавтом в чайнике. Почему понадобилась гибель кандидата в космонавты, чтобы понять, что при экспериментах в сурдобарокамере нужна постоянно работающая система теленаблюдения и вполне можно обойтись без электроплиты, которой во время орбитального полета на корабле «Восток» точно не будет?
4) «Интересно, а как будет с туалетом? Стоит в углу, прошу прощения, параша, правда, в очень цивилизованном и пристойном виде. Но все равно - параша. И никакого закутка, ни ширмочки, спрятаться некуда, разве что под стол залезть... А я совсем забыла спросить, как подать сигнал «туалет», а они забыли, наверное, мне сказать. Передо мной тут всякие кнопочки и тумблерчики, но все «при деле». Только одна непонятная – «Латр. на 60».
Хорошее свидетельство сохранившегося несмотря на трагедию в марте 1961 года недостаточного уровня организационно-методической подготовки испытателей к тестам в сурдокамере: кандидат в космонавты готовится без выхода наружу провести внутри закрытого помещения десять суток, а ему толком не рассказали, как пользоваться туалетом, и для чего предназначены некоторые «кнопочки и тумблерчики»;