Раздражение и усталость действительно могли стать причиной роковых ошибок Валентина Бондаренко в тот мартовский день. Однако точно узнать, что на самом деле случилось внутри сурдобарокамеры примерно в полдень 22 марта 1961 года, увы, уже не представляется возможным.
А обе главные версии – и официальная (из доклада генерал-майора Александра Бабийчука), и самая распространенная (из статей журналиста Ярослава Голованова) – базируются только на информации о событии, полученной от сотрудников Института авиационной и космической медицины. Насколько полна эта информация? Можно ли ей полностью доверять? Не являются ли вымыслом некоторые «общеизвестные факты» о гибели Валентина Бондаренко – вымыслом, чтобы прикрыть чью-то неорганизованность и халатность? На эти вопросы нет точных ответов.
Ну, и раз уж обе версии базируются на рассказах сотрудников Института авиационной и космической медицины, то позволим себе привести еще один рассказ тоже сотрудника ИАиКМ – Сергея Павловича Нефедова.
Кто такой этот Сергей Нефедов? Можно ли верить его словам?
Сергей Нефедов родился 18 сентября 1939 года в селе Верхняя Часовня Чердаклинского района Ульяновской области. До призыва на воинскую службу в 1958 году около трех лет работал на шахтах Донбасса (!!! – С.Ч.). С декабря 1960 по ноябрь 1961 года проходил срочную службу в в/ч 64688 в группе штатных испытателей Института авиационной и космической медицины. Во время испытаний переносил перегрузки, аналогичные тем, которые возникают при входе космического корабля в атмосферу Земли при баллистическом спуске, то есть его «раскручивали» на центрифуге до двенадцатикратной перегрузки. Также Сергей Нефедов принимал участие в отработке ситуации взрывной декомпрессии при внезапной разгерметизации космического корабля в вакууме.
В начале 1961 года более десяти суток провел в сурдобарокамере. Во время этого эксперимента максимально создавалась ситуация реального полёта - ограниченное пространство кабины, гипокинезия (малая подвижность), обед из туб, рев двигателей при старте, проблемы с отправлением естественных надобностей и т.д. Позднее, имитируя условия полета в кабине первого космического корабля, в макете корабля «Восток» находился позе «эмбриона» сначала пять суток, потом пятнадцать суток, при этом семь суток провел при имитации разгерметизации кабины корабля. За подготовку первого полета человека в космос в 1961 году награжден орденом Красной Звезды – вместе с кандидатами в космонавты из первого космического отряда.
В конце 1961 года решил остаться на сверхсрочную службу и до конца 1968 года принимал участие в различных испытаниях. Только в 1968 году участвовал в 29 испытаниях. Всего за время службы в ИАКМ провел около 150 испытаний, из них в 22 особо опасных. В 1973 году окончил Московский авиационный институт (МАИ).
Итак, рассказ Сергея Нефедова:
«У американцев корабль «Меркурий» был на кислороде, а наш корабль «Восток» - на нормальной земной атмосфере. Но нашим нужно было знать, что произойдет, если в корабле будет чистый кислород. У Валентина Бондаренко была тренировка - отсидеть десять суток в сурдобарокамере на высоте пять тысяч метров (то есть в СКБ-48 имитировали давление, которое бывает на высоте 5 тысяч километров над уровнем моря – С.Ч.) при атмосфере, где семьдесят процентов кислорода. Не самое сложное задание.
Погиб он по недосмотру инженеров. У нас положено - возле барокамеры сидят дежурный врач, дежурный инженер-механик, а лаборантка постоянно в иллюминатор смотрит и записывает в журнале, что делает испытатель.
В тот момент дежурный механик отлучился, на обед пошел, перекусить. И Валентин тоже собирался поесть, плитку электрическую включил, чтобы что-то себе разогреть.
Тут врач просит его подготовиться к записи кардиограммы, надеть на себя датчики.
Валентин берет ватку, смоченную в физиологическом растворе со спиртом, протирает себя и роняет эту ватку на плитку. Та вспыхивает. Вспыхивает все. В атмосфере, насыщенной кислородом, даже металл горел!
Там у него была кошма, чтобы пламя сбить. Но как сбить, если и она сама пропиталась кислородом, горит?
Мечется врач, мечется лаборантка, а камеру открыть не могут. Они не знают, где нажать надо сброс давления.
Спасти Валентина можно было, если бы рядом находился механик, который бы сбросил давление внутри барокамеры. А его не было...
В тот день и мой эксперимент прервали «по техническим причинам».
Сергей Нефедов оказался в тот роковой день в самой гуще событий. Поэтому его рассказу можно верить.
Заметим, что в рассказе испытателя Нефедова нет ни слова о том, что Валентин Бондаренко вовремя не подал сигнал пожарной тревоги на пульт, нет и слов, которые приписывались пострадавшему кандидату в космонавты: «Я сам виноват, никого не вините...»
Зато из этого рассказа следует, что гибель Валентина Бондаренко стала не столько результатом его собственных ошибок, сколько следствием вопиющих нарушений правил техники безопасности теми, кто планировал эксперимент и следил за ходом его выполнения. Единственное, в чем можно «обвинить» Валентина Бондаренко, - это в том, что он по неосторожности уронил проспиртованную ватку на включенную электроплитку. Но ронял ли Валентин эту пресловутую ватку в действительности? Не возникла ли эта ватка в ходе расследования, чтобы просто прикрыть чью-то преступную халатность? Эти вопросы остаются открытыми до сих пор.
А то, что нарушения правил техники безопасности теми, кто планировал эксперимент и следил за ходом его выполнения, имели место очевидно.
Во-первых, в насыщенной кислородом атмосфере недопустимо использование электроплитки. А значит, руководители эксперимента должны были обеспечить иные возможности для подогрева пищи кандидатом в космонавты во время его «отсидки» в барокамере.
Во-вторых, дежурная смена была не готова к действиям в аварийной ситуации. Врач и лаборант не были подготовлены для условий аварийной эвакуации испытателя из сурдобарокамеры.
В-третьих, работа дежурной смены была организована неправильно, поскольку допускались отлучки операторов (в данном случае – инженера-механика) с объекта испытаний без соответствующей равноценной замены.
В-четвертых, дежурный врач допустил ошибку, решив совместить подготовку к обеду (при включенной электроплитке) кандидатом в космонавты с проведением медицинских процедур. Роковая неосторожность Валентина Бондаренко привела к трагедии.
В-пятых, в институте при проведении опасных экспериментов отсутствовала штатная аварийная команда спасателей, которая могла бы немедленно прийти на помощь, если бы дежурный врач или испытатель подали тревожный сигнал.
Фактически к такому же выводу пришел и генерал Николай Каманин в своих дневниках:
«23 марта (1961 года – С.Ч.).
Причина возникновения пожара пока неизвестна, вероятнее всего, она кроется в плохой организации дежурства и контроля за ходом испытаний.
21 апреля (1961 года – С.Ч.).
…Бондаренко погиб из-за сильных ожогов. Его гибель вскрыла серьезные недостатки в организации испытаний в Институте авиационной и космической медицины» (8.10).
Казалось бы, все ясно: имели место серьезные нарушения техники безопасности при тренировках кандидатов в космонавты. Видимо, чтобы скрыть эту халатность организаторов эксперимента, весьма обтекаемо был сформулирован итоговый доклад генерал-майора Александра Бабийчука по результатам расследования. А версия журналиста Ярослава Голованова окончательно «перевела стрелку» на самого пострадавшего – старшего лейтенанта Валентина Бондаренко.
В откровенном рассказе испытателя Сергея Павловича Нефедова вызывает интерес и вот эта фраза:
«У американцев корабль «Меркурий» был на кислороде, а наш корабль «Восток» - на нормальной земной атмосфере. Но нашим нужно было знать, что произойдет, если в корабле будет чистый кислород».
А кто такие эти «наши», которым нужно было знать, как себя будет вести космонавт, если его космический корабль заполнен чистым кислородом? Может быть, с просьбой провести такие испытания к военным медикам обратился Главный конструктор космических кораблей Сергей Павлович Королев? Нет, ни в 1961-м, ни в последующие годы советские конструкторы не собирались использовать насыщенные кислородом атмосферы для штатной эксплуатации перспективных космических кораблей.