— Я передумала, мне нужно домой.
— Если хочешь домой, я тебя отвезу, тут же рядом.
— Не стоит. Я хочу пойти пешком, — заспорила Таня и стала шарить по дверце правой рукой, ища ручку, чтобы открыть машину.
— Да ты никак испугалась? — спросил Максим, заметив ее манипуляции. — Не волнуйся ты так, сегодня я ещё тебя убивать не собираюсь, у тебя есть время всё обдумать.
Таня положила руку себе на колено, ещё не хватало, чтобы он подумал, что она и правда его боится. Максим повёл машину дальше, мимо «Чайки», до ближайшего поворота в сторону её дома.
— Не волнуйся, я тебя не разочарую. Доставлять удовольствие — моё самое большое удовольствие, — продолжал он.
— Я вообще-то не гонюсь за удовольствиями.
— А зря. Подумай о моём предложении.
Машина остановилась у её подъезда. Максим вышел первым, Таня осталась сидеть, она старалась побороть свой страх. Ведь один гаишник — ещё не вся милиция. Максим обошёл машину и открыл дверцу с её стороны. Он был сама предупредительность, когда подал ей руку, чтобы помочь ей выйти из машины.
Вылупившись из утробы автомобиля, Таня замерла на месте. Она и забыла, что сегодня ярко сияет солнце и в воздухе восхитительно пахнет клейкими тополиными почками. Всё, что произошло в машине, на солнце показалось нереальным, зыбким.
Таня молча, и, как она надеялась, с достоинством прошла мимо Максима. Он негромко сказал:
— До свидания, крошка. Думай обо мне, — это прозвучало так проникновенно, словно они расставались после нежного любовного свидания.
Уже в подъезде она услышала:
— Пламенный привет Ольге!
«Комедия какая-то, — подумала Таня. — Просто цирк бесплатный».
Ольга сидела на диване, подобрав под себя ноги, даже не сняв серый строгий костюм, в котором была в школе. Утром они вместе пришли на работу, и с тех пор больше не виделись. У подруги был такой подавленный вид, что Татьяна не решилась рассказать о своей встрече с Максимом. Тане очень хотелось поделиться с подругой, она тешила себя надеждой, что Ольга рассеет её страхи и убедит в несерьёзности ситуации. Но сейчас её милая соседка настолько была погружена в себя, что вряд ли могла помочь.
«Опять, наверное, сорвали урок», — решила Таня. Ольга никак не могла найти контакт со своими учениками, на уроках она часто переходила на крик, выгоняла провинившихся из класса, или посылала за директором школы, будучи не в состоянии по-другому поддержать дисциплину. За время урока она не успевала раскрыть новую тему, вынужденная тратить время на поддержание тишины в классе. Свою молодость и неопытность она старалась компенсировать строгостью, но безуспешно. Безжалостные дети, определив её слабые места, словно ставили перед собой задачу — вывести учительницу из себя, а затем торжествующе наблюдали, как она надрывалась в крике. Ольга уже и не стремилась найти общий язык со своими учениками. Основным методом её работы стало наказание учеников — запись в дневнике, вызов родителей, снижение оценок. Оля считала, что, как преподнесешь себя детям в самом начале, на первых уроках, так и пойдёт дальше. А раз она совершила в самом начале ошибку — проявила слабость, то уже ничего изменить нельзя. «Вот если бы всё начать заново, то сейчас бы в классе у меня было бы по-другому», — рассуждала она, не понимая, что по-другому она бы не смогла, что учить детей — это каждодневный, ежечасный труд — постоянно следить за собой, за детьми, ни на секунду не расслабляясь, найти контакт с каждым ребенком, не опускаясь до панибратства, роли подружки. Татьяна прекрасно понимала Ольгу. Она тоже иногда срывалась на уроках, и хотя, после этого ей долго приходилось налаживать контакт с ребятами, доказывать свою лояльность, она старалась не нарушать дистанции между собой и учениками, оставаясь учителем, а не ровней, и это не было безнадежным, потому что она уважала своих учеников, без исключений.
Трудно поверить, но одни и те же дети с горячим вниманием слушали Татьяну Викторовну, и с испепеляющим равнодушием сидели на уроках Ольги Вадимовны. В большинстве своем дети не хотят трудиться лишний раз, и очень остро чувствуют, когда можно побездельничать, а когда это им с рук не сойдет, и пользуются этим.
Но нельзя сказать, что каждый урок для Ольги был полем битвы. Чаще всего уроки проходили относительно спокойно, на фоне общего шума и в свете равнодушных незрячих глаз. Деткам было просто лень дразнить её, и они занимались кто чем: кто-то уходил в свои думы, кто-то делал другие уроки, кто-то спал. Было, конечно, несколько пар заинтересованных глаз, но не они задавали тон в классе. Изредка, от скуки класс переходил границы относительного порядка, и тогда Ольга взрывалась. После этого она целый день находилась в депрессии.