Вот и сейчас Таня подумала, что у Ольги опять был скандал в классе. Таня чувствовала себя виноватой пред Ольгой, за то, что ей нравится работать с детьми, она любит школу, и не может разделить с Ольгой её эмоции. И хотя её вины ни в чем не было, Таня старалась как-то загладить свою несуществующую вину и развеселить Ольгу.
— Ты ещё не обедала? Сейчас я разогрею суп.
За обедом Таня стала рассказывать Оле о своём разговоре с Максимом, но чтобы не огорчать подругу, говорила весело и бодро. В её пересказе всё выглядело несколько комично, и совсем не страшно. Она сама поверила, что это была дурацкая шутка.
Ольга оживилась, слушая её рассказ, но никакого совета дать не смогла, потому что опять задумалась о своём. Единственное, что она спросила, это номер машины.
— Гаишники не останавливают с блатными номерами, — предположила она.
Но Таня, естественно, не обратила внимания на номера, и не могла вспомнить, были ли в нем нули.
Вымыв посуду, Таня вошла в комнату. Ольга опять как-то пожухла, сытный обед не поднял её настроения. Таня присела Ольге на кровать. Она знала, что Оля не сможет долго держать в себе неприятности, и начнет жаловаться. Так оно и случилось. Но Татьяна не угадала причину подавленного настроения подруги.
Ольга рассказывала торопливо и сбивчиво:
— Представляешь, после пятого урока в учительской подходит ко мне Куксина и говорит таким елейным голосочком: «Что же это вы, Ольга Вадимовна, родной коллектив порочите?» Я сначала опешила, не поняла ничего. В ГОРОНО ходите с жалобами, говорит, своих же коллег обвиняете в пьянстве и рукоприкладстве. Мне сразу плохо стало. Представляешь, это ей Седова сообщила. Ну, ты, что, не помнишь что ли, в ГОРОНО такая стерва. Я ходила туда на прошлой неделе, просила уволить меня. Я тогда злая была, на последнем уроке Каливеров опять довёл меня, я его выгнала из класса, а после уроков сразу пошла в ГОРОНО. Боже мой, что я там наговорила, куда меня понесло, сама не понимаю. Говорю ей: ничего не знаю, не умею, не хочу. И вообще, говорю, сейчас у нас перестройка в стране, а у вас до сих пор крепостное право. Три года человека держите, как раба! А она меня будто не слышит. «Мы вас направили в лучшую школу города, там такой замечательный коллектив, учитесь у своих коллег, выдающихся педагогов». И всё в таком духе, сплошные штампы.
Оля передразнила Седову:
— Вы ещё молоды, перенимайте приемы опытных учителей.
— И тут меня понесло, я на всё готова была, лишь бы меня уволили: «У Беленькой что ли перенимать, как детей бить». Или я по-другому сказала, я сейчас точно не помню, что городила. Про физрука Бойчикова ляпнула. Накричала и ушла, хлопнув дверью. А она теперь позвонила в школу и всё на десять раз переврала. Будто я пришла с уже каким-то письмом, кричала про перестройку, грозила опубликовать. А Куксина всё рассказала и смотрит на меня: «Как вы теперь сможете работать у нас после всего этого, смотреть людям в глаза. Даже если перейдёте в другую школу, лучше не будет». Я поняла, что она постарается растрезвонить везде. Мне так стыдно. И если бы меня после этого уволили, я бы только радовалась. Так нет же, переведут в другую школу, как Беленькую. Таня, какая же я дура, что приехала сюда. Ненавижу эту школу, этот город противный. Кругом грязь, вонь. А мужики здесь какие? Идёшь по улице — ни одного приличного лица, все опухшие, пропитые. На распределении в институте мне так хвалили его. «Алтай — жемчужина Сибири, прекрасный климат». Ну и что с того климата, одна пыль да грязь. Нет, нужно было ехать в глухую деревню на севере Томской области. В деревне хоть учителей уважают, до сих пор, наверное, кланяются им в пояс. Нет, я всё брошу и уеду домой. Ну, как теперь я в школу пойду? Мама родная, за что? Я отсюда сбегу, не надо мне ни трудовой книжки, ничего не надо-о…
И Ольга заплакала.
К вечеру Татьяна уговорила подругу, прежде чем всё бросать, пойти всё-таки в школу. На следующий день у Тани занятия были с утра, а Ольга шла только к четвертому уроку. Они договорились, что Оля, прежде чем идти в школу позвонит в учительскую, а Таня будет ждать её звонка. Она объяснит ей обстановку в школе, стоит ли туда идти вообще. Таня надеялась, что всё обойдется. Ей было бы очень тяжело остаться одной.