— Тебе повезло, — сказал он, раздеваясь в прихожей. — Церемония знакомства не состоялась.
Он потянул ее на кухню:
— Давай сначала поедим, а то я умираю с голоду — сегодня четыре пары, и консультация перед контрольной точкой — и за все время два пирожка в буфете.
— Так тебе нужно готовиться к контрольной, — она надеялась смыться.
— А зачем? Мне и так меньше четверки не поставят.
Пока Максим проверял содержимое кастрюль на плите, Таня огляделась. Кухня была большая, светлая, радостная, с длинным, накрытым скатертью, столом в центре.
— Отлично, сегодня котлетки, — довольным тоном сказал Максим. — Пойдем мыть руки и — есть.
— Что, я сюда есть пришла?
— Конечно. И есть, и пить, и спать, — он повел ее мыть руки.
В ванной ее поразили стены и потолок, выложенные черным кафелем. На полу кафель был белый. Пока Максим мыл руки, она рассматривала сантехнические изыски обстановки, недоступные рядовым советским гражданам. Максим ушел на кухню, показав полотенце для рук, а когда она вошла на кухню, на столе стояли две полные тарелки. Дома она готовила без удовольствия — зачем изощряться для себя одной, — и также без удовольствия ела. Какой же вкусной сейчас ей показалась эта домашняя еда.
Поставив пустые тарелки и чашки в раковину, Максим потащил ее в другие комнаты.
— Это кабинет, — открыл он дверь первой от кухни комнаты. Комната была небольшая, только письменный стол и два книжных шкафа. — Ничего интересного, — он повел ее дальше.
— Здесь я обитаю, — сказал он, показывая следующую комнату. — Потом разглядишь.
Она успела увидеть только часть незаправленной кровати, и открытые дверцы шифоньера.
В огромной гостиной полированная «стенка» была изготовлена по специальному заказу, это была уже не «стенка», потому что она занимала две стены, недаром старший Данилов работал прежде на мебельной фабрике. Таня еще осматривалась, когда Максим потянул на себя двери, как показалось Тане, шифоньера, и перед ней открылась еще одна комната.
— Там спальня, — закрыл он двери. — Это чтобы ты как-нибудь не испугалась, если оттуда кто-нибудь выйдет.
— А не тесновато вам втроем в четырехкомнатной квартире? — поинтересовалась Таня.
— Когда мы получили эту квартиру, с нами еще жили бабушка и сестра. Так что все приличия были соблюдены. Анюта сейчас в Новосибирске живет, а бабушка умерла.
Таня подошла к пианино.
— Умеешь играть?
Максим вместо ответа поднял крышку инструмента и сыграл «Цыганочку».
— А вот еще, — он исполнил знакомую мелодию из классики, которую к стыду своему, Таня не могла вспомнить, может Моцарт?
— В музыкальной школе учился? — спросила она.
— Смеешься! С такой-то техникой. Сестра ходила в музыкалку, а я смотрел, как она занимается, а потом стал и сам играть.
Таня не была уверена, что ее школьная подруга, ходившая в музыкальную школу, смогла бы после стольких лет после окончания школы, исполнить лучше. Максим продолжал перебирать клавиши.
— Одно время мы с ней чуть не дрались, ей всегда надо было готовиться к уроку в то время, когда я садился за инструмент. Хорошо, папа купил мне электронное пианино, я потом два года играл в школьном ансамбле под названием «Кипяток».
— Я поражена, мне кажется это так сложно, у тебя, наверное, талант.
— Да нет никакого таланта. Мне просто все легко дается. Я и читать научился сам, еще до школы, сидел рядом с сестрой, когда она уроки делала. И считал и писал до школы. А когда Аня занималась современными танцами, то дома всегда репетировала со мной. Мы с ней танцевали и фокстрот, и брейк, и рок-н-ролл — что хочешь.
— Разве фокстрот современный танец?
— У них был такой курс, сначала учили фокстрот, твист, и так далее, включая брейк. Она даже сердилась на меня, что у меня все получается с первого раза, а ей нужно было повторять много раз каждое движение.
— А спортом занимался?
— Биатлоном, ездил на соревнования, а потом тоже бросил. Я скажу тебе по секрету, только обещай, что никому не расскажешь?
— Хорошо.
Он тихо, проникновенным шепотом сказал:
— Я и вязать умею, меня бабушка научила.
— Да ты прямо, как кот Матроскин. И вышивать, и на машинке. А грабить и убивать тоже от скуки начал?
— Хотелось проверить, на что способен.
— «Тварь ли я дрожащая, или право имею».
— Нет, без всякой достоевщины, я же примитивен.
— И злопамятен.
— Ага. Но, что мы все обо мне, да обо мне. Ты посиди пока здесь, телевизор посмотри, или почитай что-нибудь, а я скоро приду.