— Мама, уже два часа ночи, а Таня живет далеко. Нам пора. А ты ложись спать, на столе ничего не трогай, там девчонки немного прибрались, а остальное потерпит до завтра. Лады?
Максим подошел к матери сзади и обнял ее за плечи, прижавшись щекой к ее щеке. Екатерина Николаевна подняла руку и обхватила его за шею.
Когда-то красивые, тонкие, как у Максима, черты лица Екатерины Николаевны начали расплываться, но сходство матери и сына все еще бросалось в глаза: те же брови, тот же лоб, разрез глаз, прямой нос. У них, наверное, и волосы были одного цвета, только Екатерина Николаевна красила свои.
— Да-да, больше не буду вас задерживать. Иди скорей, — и она оттолкнула его.
Таня с удивлением наблюдала за этой сценой. Что-то человеческое проявилось у Максима. Он жалел мать, не стыдился ее, не злился, а именно жалел.
Вдвоем они прошли в коридор.
— Надеюсь, ты не потеряла второй сапог, — сказал Максим.
— Если только ты не спрятал его, как первый.
— Как ты могла про меня такое подумать! — возмутился Максим.
За порогом квартиры Максим сразу стал серьезным. Они пошли в соседний двор в гараж.
— Ты собираешься в таком состоянии сесть за руль? — спросила Таня.
— Я уже почти трезв, движения ночью никакого нет, доедем. Или ты хочешь идти до дому пешком? Автобусы уже не ходят.
— А вдруг ГАИ?
— Не смеши меня.
Уже на дороге Максим с досадой ударил рукой по рулю:
— Черт! На столе осталась недопитая бутылка коньяка, я совсем про нее забыл, надо было спрятать.
— Может вернуться?
— Поздно, мать ее, наверно, уже нашла. Завтра она не встанет. Ну, я и дурак!
— Ты ее любишь?
— Не задавай идиотских вопросов, — пресек ее Максим.
После недолгого молчания он начал сам:
— Никто не знает, что она пьет. Когда ко мне приходят, она не вылезает из спальни, если напилась.
— Я учту это и не буду распространяться, или ты убьешь меня за то, что я узнала семейную тайну?
— Тебе смешно?
— Подумаешь, выпила женщина в день рождения сына, — она понимала, что Максим прав, но почему-то ей было жалко его мать и хотелось защитить её. — Посмотри на себя, сколько ты сам пьёшь. Я за это время выпила больше, чем мы с Ольгой вместе за весь прошлый учебный год.
— Она обычно пьет дома в одиночестве. Это называется бытовой алкоголизм. Если я замечу, что ты пьешь в одиночку — накажу.
— А почему она тебя называет Симочка?
— Это еще с детства, — немного смутился Максим, — Максимочка — Симочка.
Он высадил у подъезда и попросил на прощанье:
— Танюшончик, ты там поаккуратней с сапогами, не разбрасывай где попало.
Глава 11
В конце пятого урока Таня в пустом классе писала на доске задание — на шестом уроке она ждала пятиклассников, не справившихся с контрольной. Но первой в классе появилась женщина в пальто с песцовым воротником и песцовой шапке и представилась Ларисой Николаевной Черных. На родительских собраниях Таня ее раньше не видела. Когда женщина заговорила, Таня почувствовала запах перегара. Таня попыталась разобраться, чья это родительница. Ни в пятых, ни в десятых классах у нее не было учеников с фамилией Черных. Когда же она выяснила, что это мама Димы Ильина из 5 «А», то не могла понять, зачем же пришла эта женщина, потому что та первым делом спросила, любит ли она животных.
— Это школа, — напомнила Татьяна. — Вы хотели узнать, как учится Дима?
— Димочка очень любит животных. Я ему на день рождения купила собаку с родословной. Афганская борзая. Из Москвы привезли. Заплатили семьдесят рублей — с гордостью ответила мать. — А вы любите собак?
И она начала сумбурно рассказывать, как любит детей и животных. У нее трое детей, старшенький сейчас осужден условно, но он ни в чем не виноват. Младший пошел в первый класс. А Димка обожает собак. Лицо у дамы было отечным, как у больных или пьющих людей. Тане стало стыдно. Дима был ершистым мальчиком, а она до сих пор не понимала причины его неуступчивости. Она с прохладцей стала относиться к своей работе, полностью погруженная в себя. А мать, удосужившаяся прийти к классному руководителю только в состоянии алкогольного опьянения, продолжала:
— Мне для детей ничего не жалко. Я собаку Димке купила за семьдесят рублей.
Тане было неудобно поучать женщину почти в два раза старше нее, но она все-таки сказала:
— Вы бы лучше Диме купили ручки и тетради в клеточку. А то он пишет на уроках математики в тетрадях в линейку. Я ему постоянно даю свои чистые тетради. Нельзя же так. Он все понимает, ему же совестно передо мной.