— Если мне понадобится какая-либо помощь, ты — последний, от кого я захочу ее получить.
— Я понимаю, но это все эмоции. То, что ты хочешь сделать, может иметь непоправимые последствия. Ты мне уже не чужая, — он говорил медленно, с трудом выталкивая из себя слова, — я не хочу, чтобы ты страдала. Наверняка, есть другой выход.
В чем он ее подозревает? Может, ее с кем-то видели и передали Максу? Как-то с физруком они вместе ездили в магазин за подарком учительнице на день рождения. А еще два раза ее провожал до дома десятиклассник, но это было так несерьезно, что парнишка сам понял это. Неужели в этом бандитском мире исключено, чтобы девушка ушла к другому, и за это надо мстить? А Максим ее пожалел. Они вместе уже полгода, и это обстоятельство дает ему основание считать, что они не чужие люди?
— Господи, в чем ты меня подозреваешь? Я ничего не сделала.
— Зато собираешься сделать. Я все знаю.
— Что ты знаешь? Что тебе про меня наговорили?
— Ничего.
Татьяна была уверена, что Максим приходил поговорить с ней о чем-то для него важном еще вчера, но им помешала Ира. То, что Аврора могла выложить ему свои догадки, Таня отвергла сразу, ведь вчера еще Аврора ничего не знала, как и сама Таня. Скорей всего Максим ее ревнует. Но почему он прямо не скажет ей о своих подозрениях? Конечно же, из-за своей патологической гордости, он не уверен в своих подозрениях и хочет добиться признания от нее.
— Все, я устала от твоих намеков. И вообще, мне нужно проверять тетради!
Одним рывком Максим вскочил с места.
— Про твои любимые тетради я наслушался до конца жизни. Ты всегда ими прикрываешься. Как меня бесят эти твои пустые отговорки!
— Но мне действительно нужно проверить тетради.
— Я измучился с тобой разговаривать. Ты такая упрямая!
— Поперечная.
— Какая? — переспросил Максим.
— Поперечная. Меня мама иногда так называла.
— Вот именно. Ты все делаешь поперек. Просто мне назло, лишь бы мне насолить.
Максим закончил фразу громче, чем начал. Он, похоже, очень разозлился. Таня тоже встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх.
— Да что тебе от меня нужно? — Таня тоже повысила голос. — Не можешь толком ничего объяснить, а хочешь, чтобы я тут перед тобой наизнанку выворачивалась.
— Это я выворачиваюсь наизнанку. Делаю все, чтобы тебе лучше было. А ты ничего не замечаешь, не видишь, как я к тебе отношусь, потому что ты — бесчувственная чурка.
— Самое лучшее для меня — не видеть твою бандитскую рожу. Нравственный урод!
Они уже откровенно друг на друга орали.
— Ты готова искалечить себя, несчастная идиотка, мучаешь себя, лишь бы сделать мне хуже. И все это от злости, даже не понимаешь, что ты делаешь, дура набитая.
— Это ты — умственный инвалид. Ты сам не знаешь, что тебе надо, а от меня требуешь! Маньяк! Уголовник, тюрьма по тебе плачет, — Таня кипела от злости.
Максим был не похож сам на себя от бешенства — глаза сощурены, рот оскален.
— Все, замолчи! — выкрикнул он. — Ты будешь делать все, что я скажу. Потому что ты, глупая пробка, сама не способна ничего решить.
— Сам — идиот! Придурок! Недоразумение природы!
У нее оборвется сердце, если она будет просто стоять и орать. Ей нужно как-то выплеснуть свой гнев. Она схватила со стола карандаш, разломила его пополам и бросила его на пол, ему под ноги.
— Истеричка, психопатка, не хочу больше с тобой разговаривать, — Максим быстро вышел в прихожую.
— Вот и хорошо, просто замечательно! Скатертью дорожка, гад, — кричала она ему вслед. — Преступный элемент! — у нее иссякла фантазия.
— Моралистка сушеная! — услышала она его смех, прежде чем он с силой хлопнул дверью.
Таня еще долго не могла успокоиться. Она пыталась проверить тетради, но все время отвлекалась. Это она-то бесчувственная чурка? Разве он не видит, как она страдает? Ей было обидно. И еще она ругала себя за то, что так и не смогла добиться, чего хотел Максим. И удивлялась, что так сорвалась.
В двенадцать ночи Вера Андреевна позвала Аврору к телефону: «Тебя Максим спрашивает».
— Скажи ему, что я уже сплю, пусть утром перезвонит, — это было неправдой, Аврора лежала в постели, но не спала, а читала «Кристин, дочь Лавранса».
— Это я сплю, мне завтра рано вставать. А ты заварила кашу, теперь — расхлебывай.
Аврора босиком в ночной рубашке прошлепала в гостиную и забралась с ногами в кресло.