Отрываясь на краткое время от работы и появляясь за лабораторным чайным столом, Миша несколько опасался, что его могут спросить, чем это он занимался вчера в компании следователя. Как ему отвечать на такой скользкий вопрос, он так и не смог придумать, и со страхом ожидал, что ему нелегко будет выкрутиться из такой совершенно непривычной для него ситуации. Но страхи оказались напрасными. То ли знавшая его вахтер никого после смены не видела из своих знакомых и никому ничего не сказала, то ли услышавшие ее рассказ не сочли новость достойной дальнейшей ретрансляции, но до их лаборатории подобные слухи не дошли, и никто его ни о чем не спрашивал. Вообще, бушевавшие в последнее время в институте слухи как-то стихли, и единственной новостью, возбудившей некоторый интерес общественности, стало сообщение, что директор вернулся из Москвы и завтра собирался нагрянуть в институт. Что за этим могло воспоследовать, оставалось только гадать.
Как уже сказано, целый день Мише было некогда думать о платине, убийствах, бродячих трупах и прочих элементах детективного сюжета, но зато в четверг он позвонил Косте, не дожидаясь пяти часов, а около двенадцати – вскоре после того, как пришел на работу, – и задал Холмсу совершенно неожиданный вопрос:
– Костя, ты знаешь, какого роста был покойный Мизулин?
– Да кто его знает, – опешил Костя на той стороне телефонной линии, – обычного… Среднего роста он был. Зачем это?
– Узнай, пожалуйста, точный рост. В медицинском свидетельстве это ведь должно быть отражено. Посмотри. Это важно. …А я к тебе после шести приду – есть что обсудить. Договорились?
– Ладно, – не стал дальше допытываться недоумевающий Костя, – буду тебя ждать.
На этом их странноватый разговор и закончился.
Глава восемнадцатая. Вот и всё
Анну Леонидовну – вахтера НИИКИЭМСа – арестовали в больнице в пятницу сразу после окончания «мертвого часа», вызвав ее через санитарку в приемный покой. Заслушав объявленное ей постановление об аресте по обвинению в убийствах и хищении госсобственности, а также ордер на проведение обыска в ее квартире, она только и сказала: Додумались-таки. Значит, суждено мне это было – и больше не проронила ни слова.
Говорить она начала лишь через несколько дней. Стала давать признательные показания, как это формулируется на милицейско-канцелярской фене. Я, как ни старался, не мог вспомнить, откуда попала в мой, выражаясь современным высоким штилем, тезаурус эта специфическая формулировка – сам ведь такую не придумаешь. Крайне маловероятно, чтобы Михаил использовал этот оборот в своем рассказе, так что надо полагать, я позаимствовал ее из читанных в давние годы «милицейских романов»[30], значительная часть которых была написана людьми, начинавшими свою трудовую деятельность в органах милиции, дознания и следствия и хорошо знающими всю кухню этого ведомства и употребляемую в его недрах лексику. А вставил ее в текст – для колорита, есть в ней особый привкус, дух, так сказать, времени и места действия.
Арестованную гражданку Бильбасову сразу же поместили в тюремную больницу, где она и находилась в течение тех полутора или двух месяцев, которые определила ей судьба. Заболевание ее протекало довольно тяжело, а в первые дни после ареста ее состояние было и вовсе близким к критическому, но постепенно врачам удалось отчасти поправить ей здоровье, и стало возможным ее допросить и задать те вопросы, без получения ответа на которые нельзя было завершить расследование и составить обвинительное заключение. Часть из них носила скорее формальный характер, но был и кардинальный вопрос: Где украденная платина? Без ответа на него всё дело просто разваливалось, а о его успешном завершении не могло быть и речи. Не пожелай Анна Леонидовна открыть эту тайну или умри она скоропостижно (чего тоже можно было ожидать), и еще неизвестно, как сложилась бы карьера и судьба молодого следователя. Но, к счастью для него, сочетание звезд оказалось благоприятным, и до столь печального исхода дело не дошло.
Константин несколько раз ездил в тюрьму для допросов, но старался максимально сократить продолжительность своего общения с подследственной: привели допрашиваемую – ответила она на заданные вопросы – подписала протокол – и через полчаса ее можно уводить обратно в палату. Налегать, давить и утомлять старуху Костя не рисковал – по его словам, выглядела она – хуже некуда… еле шелестит… и дышит тяжело, часто: иэх-ии, иэх-ии… того и гляди… Врачи также смотрели на состояние Бильбасовой весьма пессимистично и считали, что она долго не протянет.
30
Мне кажется, что такое наименование – по аналогии с зарубежным