Центральной частью всего плана был, как ни парадоксально, миф о регулярном возвращении трупа. Как ни дик был этот ход в задуманной ею преступной игре, а своей несусветной дикостью он давал преступнице важные преимущества и должен был обеспечить ей желаемое место в будущем расследовании. Суть дела в том, что занимаемая нашей героиней позиция ночного вахтера была и чрезвычайно удобной для претворения преступного плана в жизнь, и одновременно совсем непригодной для успешного выполнения задуманного. С одной стороны, во время своих дежурств она была единственным человеком в здании и могла на протяжении всей ночи делать, что угодно, не опасаясь посторонних глаз и ушей. Но с другой – эта позиция гарантировала, что после того, как кража будет обнаружена, она автоматически займет место главной подозреваемой. Именно потому, что у нее были все возможности украсть или обеспечить такую возможность своим сообщникам. Она не сомневалась, что при таком раскладе милиция вцепится в нее мертвой хваткой и что-нибудь да выжмет, не говоря уже о том, что нескольких месяцев в следственном изоляторе ей не миновать. И даже, если украденная платина не будет обнаружена, и ее выпустят оттуда за недостатком улик, все последующие годы она будет находиться под пристальным надзором милиции, так что о реализации добычи не стоит и мечтать. Казалось бы, налицо ситуация, из которой она не могла надеяться выйти приемлемым для себя образом, – классическое положение: куда ни кинь, всюду клин. Оставалось только бросить все эти несбыточные бредни и оставить желанную платину тем бесшабашным налетчикам, которые, долго не раздумывая, ворвутся с ножами и револьверами, сгребут добычу и постараются скрыться в неизвестном направлении – а там уж, как повезет. У них ведь простой принцип: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Джентльмены удачи! Что тут скажешь?
Ясно, что следовать этому принципу Анна Леонидовна вовсе не собиралась. Не тот она была человек, и в своих планах рассчитывала не столько на удачу, сколько на свои серые клеточки[31]. Тут стоит, вероятно, заметить, что стоявшая перед ней – и на первый взгляд неразрешимая – проблема: как реализовать преимущества своей позиции и в то же время нейтрализовать присущий ей кардинальный недостаток, была аналогична проблемам, встающим перед любым изобретателем, желающим избавиться от недостатков уже существующей конструкции, сохранив ее достоинства. Удачную формулировку такого рода проблем (но не решений) можно найти в детской сказке про волшебную дудочку и кувшинчик. И надо отдать должное изобретательским способностям Анны Леонидовны и творческой мощи ее серых клеточек, она нашла остроумный вариант решения. Уже зная, как было дело, читатель может усомниться в эффективности и надежности использованной ею тактики – ведь разоблачили же ее в конце концов. Тем не менее, факт остается фактом: ее изобретение оказалось достаточно действенным, и не допусти она маленькую ошибку, ставшую для Миши той детективной зацепкой, которая дала ему возможность докопаться до истины, еще неизвестно, чем бы кончилось ее опасное предприятие.
Суть ее изобретения и соответствующего пункта в ее плане сводился к тому, чтобы загодя какими-то байками привлечь внимание милиции к своей особе – устроить какой-то спектакль, в котором вахтер Бильбасова будет играть главную роль, объявляя о тяжком преступлении. Поскольку реально преступление еще не состоится, и платина будет находиться на месте, возникшие в отношении нее подозрения будут развеяны, и если этот фокус повторить с тем же эффектом, то ее возможная связь с якобы совершенным преступлением будет убедительно опровергнута. Вероятно, ее сочтут истеричной особой, желающей привлечь к себе внимание, или еще кем-то – это не страшно, и будет ей только на руку. О своем возможном пребывании в психбольнице Анна Леонидовна предполагать не могла, но в том, что ей придется побывать на осмотре у психиатра, не сомневалась. Ну и пусть. Что бы там психиатр не написал в своем заключении (а, конечно, напишет чего-нибудь – на то он и психиатр), заподозрить ее в симуляции он не сможет. Какой у нее может быть мотив для симуляции – под следствием она не находится, ее ни в чем не обвиняют, и в армию ее никто забирать не собирается. Таким образом, еще до того, как кража будет обнаружена, версия о ее причастности к преступлению будет милицией уже отработана и отброшена, как полностью не подтверждаемая реальными фактами. Можно почти не сомневаться, что возвращаться к этой беспочвенной версии у следствия не будет ни малейшего желания. Очевидно ведь, что человек, задумавший преступление, не побежит в милицию сообщать, что оно уже совершилось. Следовательно, подозрения, которых она не могла бы избежать, будут сняты еще до того, как обретут под собой фактическую почву. Во мнении следствия она уже не окажется на месте главной подозреваемой, поскольку за ней уже будет прочно закреплено место потерпевшей – несчастной бабки, ставшей свидетельницей макабрического спектакля. (Тут Миша, надо сказать, не ошибся в своем предположении: оный спектакль был на самом деле предназначен для милиции и будущих следователей).
31
На всякий случай поясню всё же, что использованное мною выражение не следует приписывать героине романа – она, по всей видимости, и не знала такого.