Когда Мамочкин скрылся в темноте, Роман замедлил движение. Со стороны наших позиций изредка вслепую пускали пулеметные очереди — трассирующие пули голубыми осами прошивали нейтралку. «Молодцы, — подумал Роман, — не спят». Внезапно рядом оказался Фишер. Какого лешего его сюда понесло? Взял его под наблюдение после разговора с Вербицким?
— Вперед!
— Подождите, господин майор. По-моему, тут скоро должна быть русская минная полоса. Осторожно. — Надо было как-то задержать Фишера и дать Мамочкину возможность уползти как можно дальше. — И вы меня сбили со счета.
По надрывному посапыванию было слышно, как их обгоняют слева. Ракета. Ох как долго она горит. И свет ярче летнего солнца. Не заметят ли, что Сережа оторвался?..
Сделали еще пять или шесть бросков, и чей-то миноискатель зазуммерил — добрались. Воронка рядом.
— Прячься в воронки. Здесь подождем, — распорядился Фишер.
Умолкли пулеметы, стало до глухоты тихо. Не слышно и шороха ползущих — началось разминирование. И вдруг совсем неподалеку бабахнуло — похоже, взорвалась противопехотная. Напоролся все же кто-то. По всей линии обороны наших застрочили пулеметы, автоматы, закрякали ротные минометы. Взрывы буквально обложили воронку, осколки наперехлест прошуршали над ней. С немецкой стороны ударили пушки, полковые минометы, в черном небе загорелась зеленая ракета — отходи назад!
Огневая дуэль продолжалась недолго. Вскоре, сопя, кто-то прополз рядом с воронкой, потом еще и еще — уцелели. Подождав, пока растаяла белая ракета, Фишер и Козорог выскочили из воронки и поползли. Теперь впереди был Фишер, и Роман едва поспевал за ним. Где-то справа в смоляной темноте кто-то застонал. Затем послышались приглушенные слова: «Братцы, помогите!»
— Айн момент, — сказал Фишер и пополз в сторону. Вот этого Роман не ждал от гитлеровца: пополз помочь русскому!
Снова ракета — замри. Рассыпалась. И стон прекратился. Роман услышал, что Фишер опять ползет впереди. Тащит на себе раненого?.. Кого? Возможно, Сережу?.. Нет, Сережа впереди был. Напрягся и догнал немца. Ползет один. А тот как же? Вспыхнула ракета. Они лежали почти нос к носу. Роману была видна плывущая в зрачках Фишера ракета.
— Что там? — спросил Роман.
— Его могли бы взять русские, — объяснил Фишер, пряча нож.
Свеча угасла. У Козорога за поясом тоже был, нож, и его прожег порыв… Но нет, не затем он здесь, чтобы прикончить одного паршивого фрица. Не будет этого — будет другой. Да и кого он там прикончил, может, нашего же оголтелого врага.
Совсем рядом квакнула запоздавшая мина, и Фишер громко застонал. «Черт с тобой, подыхай!» — подумал было Роман и пополз дальше, но тут же повернул обратно.
Фишер лежал на животе и загребал руками мокрый торфяник.
— Что с вами?
— Шайземенш, — выругался немец. — Помоги, рука…
— Ноги целы? Можете двигаться, господин майор? Обхватите руками мою шею и помогайте ногами. Да вот так, вот так… Все будет хорошо, господин майор.
В лагерь возвратились на следующий день вечером. Роман ждал наказания за то, что его взвод не справился с поставленной задачей, в результате чего троих потеряли, а главное — получил ранение майор Фишер. Лыньков поглядывал на него зверем, но пока сдерживался… Ранение Фишера было легкое: осколок лишь распорол кожу на левой лопатке, ему там же, на передовой, ее заштопали, наложили повязку. Казалось, он даже бравировал своим ранением.
Плохо спал Козорог в эту ночь, все думал и о том, что его взводу не удалось незаметно разминировать минную полосу наших, (в результате чего Фишер получил ранение, и как это теперь для него обернется, и о Сереже Мамочкине — неужели погиб?.. Потеряли троих: одного прикончил Фишер, второй взорвался на мине, третий — Сережа — либо сейчас он уже у наших, либо тоже погиб в огненной кутерьме. Все могло случиться. Иногда Козорог все же накоротко засыпал, и тогда начинали плестись всяческие кошмары, которые только еще больше взвинчивали нервы. Приплелся и его земляк Никон Покрышка: «Что ты мне шьешь, что шьешь?.. Ты мне вышку шьешь!..»
…Гораздо позже будет установлено, что примерно в то же время, когда Роман Козорог достиг первого звена поставленной перед ним чрезвычайно важной задачи, кривая линия его земляка Никона Покрышки сделала первый зигзаг в его сторону: проявив опять трусость, Покрышка дезертировал, был пойман, предстал таки перед военным трибуналом и попал в штрафную роту.