— Одну минуту, — тревожно сказал товарищ Петер, — у нас есть такой человек.
— Он провокатор.
Товарищ Петер даже привстал:
— Не может этого быть!
— Абсолютно точно. Он подготовлен и заслан к вам гестапо. Москва получила не подлежащие сомнению сведения из Берлина. Что сходится — приметы или версия?
— И то и другое.
— Родинка?
— Этого мы не могли видеть.
— Для абсолютной уверенности надо увидеть и это.
— Все остальное сходится. Невероятно! — Товарищ Петер нервно закурил.
Я сказал, что в гестапо работают не дураки и с этим нужно считаться. Потом спросил, много ли известно провокатору об организации.
— Он знает свою тройку, в которой действует, — ответил товарищ Петер, — знает меня и товарища Яна. Мы с ним, естественно, беседовали сразу после его появления.
Я сказал, что Москва рекомендует установить, как провокатор нашел ход в организацию.
Товарищ Петер и товарищ Ян переглянулись.
— Установить нетрудно, — покачивая головой, сказал товарищ Ян. — Его ввел в организацию Эльгисонис. Он его рекомендовал, ручался за него.
— Значит, он провокатор номер второй, — сказал я.
— Он десять дней назад убит при довольно смутных обстоятельствах, — сказал товарищ Петер. — Но теперь эти обстоятельства проясняются, — видимо, его, как лишнего свидетеля, устранили гестаповцы. Да, да, а он стал их человеком после ареста зимой и довольно фантастического побега из тюремной машины.
— Тройка, в которой действует провокатор, важная? — спросил я.
— У нас все важные.
— Где он сейчас?
— Минувшей ночью его тройка должна была взорвать восстановленную немцами мельницу. Взрыва не произошло. Сегодня в двадцать часов у него явка с моим связным.
— Где?
— На одной из наших квартир.
— Можно его там задержать, осмотреть и, если надо, ликвидировать?
— Можно. Это отдельный домик на окраине. Хозяин домика врач, наш человек, его можно посвятить во все. Мне самому нужно там быть?
— Ни в коем случае, товарищ Петер. Там буду я и ваш связной. Врач абсолютно надежный? Тогда пусть где-нибудь поблизости находится и он. Вы меня представите ему как нового связного.
— Все ясно.
…В домик врача меня привезли в санитарном автобусе. Наверное, водитель этой машины связан с организацией. Автобус въехал во двор и задним ходом подкатил вплотную к крыльцу. Скрываемый со стороны улицы дверцей автобуса, я прошел в дом, и машина тотчас уехала.
Врач оказался совсем молодым человеком, примерно моим ровесником, только ростом он был повыше и скроен покрепче. По-русски он говорил плохо, и мы сразу перешли на немецкий язык.
Я рассказал ему, что́ должно произойти вечером в его доме. Он побледнел.
— Ведь он уже второй раз приходит на явку в мой дом.
— Второй и последний, если вообще придет. Но так или иначе, дом этот вам придется покинуть.
— Только бы пришел… — сквозь сжатые зубы произнес врач.
Я объяснил ему, в чем его роль.
Мы осмотрели дом. Врач показал мне столовую, где обычно происходили явочные встречи. Окна ее выходили на улицу, и, хотя они плотно закрывались внутренними ставнями, я все же решил перенести явку в спальню, единственное окно которой выходило в сад. Кровать оттуда убрали, а из столовой принесли стол и три стула.
Время было еще раннее. Врач приготовил кофе, и мы на кухне мирно толковали о чем придется.
Начало смеркаться. Я попросил врача незаметно понаблюдать за улицей — нет ли там чего-нибудь подозрительного, — а сам стал продумывать, как получше провести эту нелегкую операцию. Продумал все вплоть до того, как поставить настольную лампу и как наклонить ее абажур.
За этим занятием я старался подавить волнение, которое подступало к сердцу.
И вот наконец настал час операции. Пришел связной. Он во все уже был посвящен, и мне осталось только сказать ему, какой помощи я от него жду. По всему было видно, что это опытный человек. Он дал мне несколько дельных советов, и мы вдвоем, если можно так сказать, прорепетировали свои действия.
Ровно в восемь пришел тот, кого мы ждали. Его встретил связной. Из комнаты я слышал, как они весело разговаривали о чем-то в передней. Но вот дверь отворилась, и я увидел его. Он удивленно оглянулся на связного.