— Для него Берлин не то что для тебя. Притом его и там ждет виселица или пуля в затылок. И вообще, нелепо, что я должен везти этого типа в Берлин, — сказал сидевший на диване.
— За дорогу, вы подружитесь и будете играть в карты.
Офицеры рассмеялись.
Явился уже знакомый мне переводчик., Сидевший за столом гестаповец показал на него пальцем:
— Вот типичные кадры рыжего. Не то русский немец, не то немецкий русский, деятель из русских эмигрантов, а учился, в Гайдельберге. На допросах чуть не падает в обморок — фи-ло-соф.
Переводчик стоял посреди комнаты, руки по швам.
— Валерьянки для себя захватил? — спросил у переводчика сидевший за столом офицер.
Переводчик не ответил.
— Ладно. Посади этого типа на тот стул. Так. Сам садись здесь. Будем работать. Задача такая: надо выяснить, сколько партизан нападало на станцию.
— Я уже знаю этого человека, — тихо сказал переводчик. — Он отвечать не будет.
— Да? — Гестаповец презрительно посмотрел на переводчика. — Переведи ему мой вопрос.
Я выслушал перевод и молчал.
Офицер, сидевший в кресле, вскочил и стал за моей спиной.
— У него, наверное, прилип язык, — сказал он гортанным голосом.
— Проверь, — улыбнулся гестаповец за столом.
Удар по затылку сбросил меня со стула, я потерял сознание. Очнулся на середине комнаты и под смех фашистов стал подниматься.
— Ну как, отклеился язык? Философ, помоги ему, посади на стул.
Когда я. садился, гестаповец, стоявший за моим стулом, поигрывал толстой резиновой палкой.
— Попробуем его с другой стороны, — усмехнулся гестаповец за столом. — Философ, переведи ему вот что. Мы тщательно обследовали станцию. Судя по всему, в налете на нее участвовало не больше двадцати бандитов. А он на допросе у коменданта сказал, что партизан было очень много. Зачем он пытается обманывать нас?
— Я сказал тогда неправду.
Выслушав перевод моего ответа, гестаповец, сидевший за столом, переглянулся с тем, на диване.
«- Зачем?
— Просто так. Мне надоел тот рыжий лейтенант.
Мой ответ вызвал хохот гестаповцев.
— Ну, а все-таки, сколько было партизан?
— Не помню.
— Ну, ну, если партизан было немного, значит, их было мало? Так?
— Если хотите, так.
— Что значит — если хотите? Мы же знаем точно, вас там было не больше двадцати человек. Запомни: не больше двадцати. И, если хочешь жить, всюду, где тебя будут спрашивать, называй эту цифру. Не больше двадцати! Понял?
— Да, понял.
— Ну, вот и хорошо. Это только такой идиот, как майор Брант, не мог перебить вас, как бешеных собак. Последнее не переводить, — бросил он переводчику — Может, ты хочешь спросить что-нибудь? — обратился он к гестаповцу, сидевшему на диване.
Тот, смеясь, махнул рукой:
— Ну его к черту, наговоримся в Берлине.
Гестаповец, сидевший за столом, взял телефонную трубку и назвал, седьмой номер:
— Возьмите арестованного. Поместить в одиночку, глаз не сводить. Вечером его увезут в Берлин. — Он положил трубку и вышел из-за стола. — Ну вот, и все дело. Майора Бранта можно считать списанным в архив. Как он надоел всем нам! Надутый, как индюк: «Браухич спросил у меня», «Я звонил Браухичу». А сам глуп как пробка. Мои люди рассказывают, что, сидя на станции, он целыми днями решал шахматные этюды или дрессировал своего дога…Меня отвели в подвал и заперли в маленькой комнатушке без окна. Чуть приметный свет проникал только в щель под дверью. Ощупью я нашел в углу кучу соломы и лег на нее. В ушах звенело, голова точно налита расплавленным, свинцом — тяжелая, горячая. Страшно хотелось пить.
Вдруг открылась дверь, и вошел переводчик:
— Меня послали узнать вашу фамилию.
— Это не имеет для них никакого значения.
— Я понимаю, но, мне кажется, вы можете назвать любую фамилию. Им это нужно только для заполнения сопроводительного документа.
— Скажите, какую хотите.
— Федоров, Иван Федоров.
— Как хотите.
Переводчик не уходил, топтался возле меня, опасливо посматривая на стоявшего в дверях солдата.
— Что вам еще надо? — спросил я.
— Ничего. Я только хотел, чтобы вы знали, как я вам сочувствую.
— В сочувствии всякой сволочи не нуждаюсь.
— Ну да, ну да, — пробормотал он и ушел.
Странный тип».
9
«Ночью меня вывели во двор. Гестаповец, который заявлял, что наговорится со мной в Берлине, сел в легковую машину, которая тут же выехала со двора. Два солдата возились с замком задней дверцы арестантской машины, никак не могли ее открыть.
Стоявший рядом со мной переводчик тихо сказал: