Грэнби натянул поводья, и карета тронулась с места. Мили пролетали одна за другой, ночь постепенно уступала место рассвету, и в какой-то момент граф начал что-то тихонько насвистывать.
«Вероятно, Ратбоун прав, – думал он. – Хороший поцелуй поможет решить множество проблем». Граф твердо решил: когда он опять будет целовать Кэтрин, он не остановится до тех пор, пока она не признается, что любит его. А потом он скажет то же самое, и все закончится благополучно.
Все шло гладко, пока не наступило утро. Кэтрин заснула, убаюканная ритмичным покачиванием кареты, а когда проснулась, ее сразу поразил тот факт, что Грэнби не повернул к Бедфорд-Холлу. Вероятно, он направлялся на восток, в сторону Уинчкома. Что ж, когда они приедут туда, то официально и навсегда распрощаются друг с другом.
А потом она почувствовала, что ей необходимо выйти из кареты по нужде. Собравшись с духом, она крикнула из окна:
– Остановись!
Карета почти сразу же остановилась, и дверца открылась.
– Доброе утро, дорогая.
– Черт побери, что же в нем доброго? – проворчала Кэтрин. Все ее тело болело, а ноги затекли от долгого сидения в карете.
Выбравшись из экипажа, она осмотрелась. Вокруг не было ничего, кроме деревьев и грязной дороги, протянувшейся на многие мили. Кэтрин понятия не имела, где они находились и сколько еще времени ей придется трястись в карете.
Граф взглянул на нее с улыбкой и спросил:
– Не хочешь ли поехать вместе со мной наверху?
Сегодня замечательное утро.
– Мне нужно... то есть я... В общем, не важно. – Она пошла за деревья, и вскоре ее смущение уступило место гневу – Грэнби еще осмеливался шутить, он предложил ей разделить с ним место кучера!
Она не станет сидеть рядом с этим невыносимым человеком! Чем быстрее она с ним распрощается, тем лучше.
Грэнби же, глядя вслед жене, тихонько посмеивался. Он подумал, не пойти ли за ней, но отказался от этой мысли. Примирение должно было состояться в постели, а не в лесу. Их ожидало наслаждение на пуховых перинах, и никто не посмеет зайти к ним в спальню. Долгие часы ласк – вот чего он желал.
Медленно возвращаясь, Кэтрин пыталась привести в порядок свои мысли. На ее взгляд, Грэнби был слишком уж покладист. Может, он что-то задумал? Но что именно?
Шелест листьев и треск веток под ботинками заставили Кэтрин насторожиться. Ее муж, видимо, решил, что предоставил ей достаточно времени. Она нахмурилась и ускорила шаг.
Не было смысла притворяться – теперь они стали друг другу врагами. Но Кэтрин не собиралась сдаваться, во всяком случае, не сейчас.
– Где мы находимся? – спросила она, приблизившись к графу.
– Думаю, в часе езды от постоялого двора «Летчуорт инн». Я поменяю лошадей и закажу хороший обед. Ты, должно быть, проголодалась.
Она не ответила и, подобрав юбки, направилась к карете. Граф последовал за ней и опять занял место кучера.
Минуту спустя карета снова покатила по дороге, и с каждой милей Кэтрин чувствовала себя все более несчастной. Ее муж вел себя так, как будто они были чужие как будто они не лежали в объятиях друг друга и он не надевал кольцо ей на палец, не клялся заботиться о ней.
Единственное утешение Кэтрин состояло в том, что рано или поздно они приедут в Стоунбридж и там у нее появится союзник. Она понятия не имела, как отреагирует отец, когда его дочь появится дома при таких обстоятельствах. Но Кэтрин была уверена, что он по-настоящему любит ее и окажет ей поддержку. Что же касается ее мужа, то какое бы объяснение он ни придумал, если вообще придумает, это станет напрасной тратой времени. Уоррен Хардвик ценил верность превыше всего. А мужчина, изменивший жене, таким качеством обладать не мог.
Грэнби въехал во двор гостиницы, радуясь тому, что может отдохнуть от жесткого сиденья кучера. К счастью, в гостинице никого не было, если не считать хозяина заведения, его жены и юноши, ухаживавшего за лошадьми.
Граф тотчас же распорядился, чтобы Кэтрин посадили за стол и подали ей обильный обед и горячего чаю. Присоединившись к ней, он с улыбкой подумал: «Хорошо, что ее руки сейчас заняты, иначе она вцепилась бы мне в горло»;
– Еще один день пути, и ты дома, моя дорогая, – сказал граф, с улыбкой глядя на жену.
– Я буду краткой и скажу тебе следующее: чем быстрее мы распрощаемся, тем лучше, – ответила Кэтрин. Она старалась держать себя в руках, насколько это было возможно в данной ситуации.
– И почему же?
Она бросила на стол вилку.
– Почему же? Потому что ты оказался бесчувственным развратником, человеком, которого не волнует ничего, кроме собственного удовольствия. Зачем вообще беспокоиться, сопровождая меня домой? Я уверена, что ты мог бы нанять внушающего доверие кучера, который вернул бы меня в лоно семьи. У тебя появилось бы больше времени, чтобы наслаждаться обществом милых вдов.
Грэнби ликовал. Оказывается, она ревновала! Безумно ревновала!
Наверное, леди Олдершоу все-таки оказала ему услугу. Могло пройти несколько недель, даже месяцев, прежде чем они признались бы, что любят друг друга. Если все получится так, как он рассчитывал, ему придется выразить благодарность порочной вдове.
– Ешь, дорогая. Мы еще очень нескоро остановимся.
Оставив упрямо молчавшую Кэтрин допивать вторую чашку чая, Грэнби проверил, как накормили лошадей. Через полчаса он сообщил жене, что пора продолжить путешествие.
Путешествие же оказалось не из легких. К концу дня Грэнби решил, что всем кучерам следовало бы повысить жалованье; ему казалось, что кучерское сиденье становится все более жестким.
«Как же все-таки поговорить с женой?» – спрашивал себя граф снова и снова.
«Я люблю тебя». Этого, должно быть, достаточно, но Грэнби сомневался, что такие слова все разрешат – ведь Кэтрин скоро обнаружит, что ее похитили. Зная вспыльчивый характер жены, Грэнби был готов к тому, что придется говорить очень долго о том, как он любит ее, и о том, что он всегда любил ее, потому что она делает его счастливым...
Но ведь так оно и было. Он действительно любил Кэтрин, и она действительно делала его счастливым. С тех пор как он встретил Кэтрин, Грэнби возродился и начал жить полной жизнью. Его жизнь перестала ассоциироваться только с чувством долга и обязанностями, которые накладывал на него титул. Она наполнилась счастливыми мгновениями, когда он держал Кэтрин в своих объятиях, смехом, спорами и всеми теми мелочами, которые делали один день непохожим на другой.
Теперь, когда она вошла в его жизнь, Грэнби не мог представить себе будущее без нее.
Он повернул на юг, в сторону Рединга, надеясь, что все английские дороги похожи одна на другую. Когда от его пассажирки не последовало ни вопроса, ни жалобы, Грэнби решил, что она, должно быть, спит. Граф оценил силу лошадей. Они бежали довольно резво, но Грэнби боялся гнать их без остановки всю дорогу до Фоксли. Им придется остановиться на ночь.
На пути показался небольшой постоялый двор, который Грэнби неплохо знал. Открыв дверцу кареты, он обнаружил, что его жена спала, свернувшись на сиденье и подложив под голову матерчатый саквояж.
– Комнату на ночь, – сказал граф хозяину. Подхватив жену на руки, Грэнби вынес ее из кареты и направился к двери. Хозяин тотчас же открыл перед ним дверь. Причем Кэтрин так и не проснулась.
– Несите леди наверх, милорд, – проговорил хозяин. – Вторая дверь слева. Я скажу жене, чтобы она поставила котел на огонь.
Комната была маленькой, но чистой, и там стояла латунная кровать с матрасом. Кэтрин зашевелилась, когда муж положил ее, но не проснулась. Ее растрепанные волосы волнами обрамляли лицо. Даже во сне она была необыкновенно красивой, и Грэнби, не удержавшись, осторожно поцеловал ее в лоб, вернее, лишь прикоснулся ко лбу губами.
Ему нужно было поесть, выпить кружку самого лучшего эля и принять ванну. Как только он все это сделает, то закажет то же самое своей темпераментной жене. А пока ей следовало выспаться.
Когда Кэтрин проснулась, в комнате стемнело. Молодая женщина резко вскочила, а потом вспомнила, что случилось, прежде чем она заснула в карете. Теперь, оказавшись в одиночестве в незнакомой комнате и незнакомом месте, Кэтрин подумала, всегда ли ее жизнь отныне будет отравлена теми снами, от которых она пробудилась. Снами, полными сожаления о том, что она никогда не сможет жить с человеком, которого любит.